Казачка. Т. 1 (СИ)

— Нет. Не такой уж и хороший. Когда я в беду попала, он на мне только нажился.

— Я слыхал.

— Да, было тут много чего, пока тебя не было.

— Мне рассказывали.

— Я тебя искала, так мне плохо было.

— Мама говорила.

— Где ж ты был, Дима?

— А что, если бы я тогда нашелся, пошла бы за меня?

— Не знаю. Получилось то все не так. Получилось то все так, как получилось!

— Но я же тебе говорил, что вернусь через год, когда траур снимешь.

— Беда приходит — не спрашивает. Сереженька братик мой в беду попал, а тут и все несчастья начались. Деньги, дом мамин с папой… А Володя тут рядом оказался — спас и нас с Юлькой и Сережу. Теперь вот — муж он мой.

— Жаль… Очень жаль.

И Дима вдруг почувствовал, что нижняя губа его предательски дрожит, совсем как в первом классе, когда его обидели и не пустили к праздничному столу… И еще ему показалось, что когда Маринка садилась в свою вишневую «восьмерку», ее губки тоже дрожали и тоже шепнули — «жаль».

………………………………………………………………………………………..

Дом родительский Марина согласилась перестроить. А вернее — сломать и на его месте построить новый — трехэтажный, чтобы всем в нем места хватило. Но при условии, что в саду не то что дерева — ни единой веточки не сломают. А на время строительства все переехали к нему. Володя отселил соседей по лестничной площадке, выкупив у них квартиру напротив. Прямо дверь — в дверь. Теперь они жили в двух двухкомнатных, в одной Маринка с Володей, в другой Серега с Юлькой.

— Ну это пока — теснимся, а дом то построим — там три гостиных, четыре спальни, две кухни, прачечная в цоколе с сауной, гараж на три машины… Участок маленький. А сад Маринка не велела трогать. Для большого гаража — придется у соседей часть их сада откупить, — делился со своими товарищами Корнелюк, надуваясь и заходясь от гордости за умную красавицу жену, что вдвое моложе всех этих толстых клушек — и того же Маховецкого, и того Коростелева — старшего.

Дом строили те же молдаване, что ремонтировали его универмаг.

— Как дела? — ежедневно подъезжал на бутылочно зеленом «Черроке» Владимир Петрович.

— Ломать — не строить, хозяин, — улыбались себе в усы молдаване.

Ломать родительский дом семейства Кравченко, было и правда нехитрым делом. Завели в окно трос, вывели в другое окно, конец троса подцепили к бульдозеру. Дернул он пару раз рыкнув дизелем, и завалилась стена. Развернулся на одной гусенице бульдозер, рыкнул еще своим дизелем, пустив в небо облачко черной копоти, ударил ножом отвала в угол хаты, и завалилась хата, подняв белую тучу цементной пыли.

Только — разгребай теперь.

Но однажды, когда из Маринкиного сада вывезли уже почти весь строительный мусор — которым стал их бывший дом, случилось что-то странное. Молдаване вдруг исчезли. Сбежали совсем.

И может не стал бы беспокоиться Владимир Петрович, бывало всякое с этими строителями, и уходили они в загул, и отпуска брали на неделю, проведать семьи в Кишиневе. Но здесь одно обстоятельство насторожило Корнелюка.

Убежали молдаване вместе со всем своим нехитрым скарбом, прихватив вещички из общежития, которых не забирали, даже во время поездок в Кишинев. И тем более странным был их внезапный отъезд, что исчезли они даже не получив от Корнелюка недельной зарплаты.

— Очень странно это, — повторял Владимир Петрович, подумывая уже, где бы найти этой бригаде замену.

Но еще более странным вышло вдруг такое обстоятельство, про которое он побоялся рассказывать Маринке.

Петр Трофимович Маховецкий, а для Корнелюка — просто Петро, поведал, что пятерых этих молдаван задержали в Ставрополе по обвинению в убийстве шестого — их бригадира. И обнаружили при них значительную сумму денег в валюте. На первых же допросах строители сказали, что деньги эти они нашли, ломая Маринкин дом. Из за денег и бригадира своего зарезали. Тот хотел половину суммы себе присвоить, а им на всех лишь остальную половину. А денег при них оказалось — двести тысяч зелеными.

А Маринка против общих ожиданий, что мол теперь при таком муже будет сидеть дома, пошла таки работать. И учебу в институте не бросила. Правда работа теперь у нее была семейная — в бухгалтерии универмага.

— Наберись опыта, — говорил ей Владимир Петрович, ставя Маринку помощницей главного бухгалтера, — и самое главное — опыт во всех тонкостях нашего дела.

Маринка сильно не перенапрягалась, и едва соблюдая приличия — не вскакивать же в семь утра, чтобы к девяти вместе с остальными девочками приходить в контору, приезжала на работу к половине одиннадцатого. Главный бухгалтер — пожилая уже дама, проработавшая в райторге тридцать лет, делать Маринке замечаний не решалась, как же — жена самого хозяина! И уходила Маринка на час раньше, потому как Владимир Петрович ей разрешил, как студентке — заочнице. И даже день ей выделил — библиотечный для занятий. А чтобы другим девочкам в бухгалтерии не обидно было, зарплату своей жене положил смехотворную. В половину от самой маленькой.

И тем не менее, с девочками Марина дружила. Во всех посиделках — будь то дни рождения, или какие иные праздники — всегда участвовала, не скупясь ни на шоколадные конфеты, ни на шампанское.