Казачка. Т. 1 (СИ)

— Александр Филиппович, вы меня помните, я Заманская Софья Давыдовна — главный врач. Вы меня помните, мы еще сыну вашему здесь гланды удаляли. Александр Филиппович, здесь триста пятьдесят семь больных. В родильном отделении больницы двадцать семь грудных детей, роженицы, персонал, преимущественно девочки совсем молоденькие. Стрелять нельзя. Нельзя стрелять, Александр Филиппович.

Батов щелкнул переключателем.

— Не надо пока меня с ним соединять, Султан женщин убивать не станет. Вот когда мы его обложим, тогда он за ними, как за щитом, на прорыв пойдет. Влипли, мы, Саня. То есть, не мы влипли, а менты да ФСБ, что проморгали Султана, как он в город пролез. Они влипли, а разгребать — все одно — нам.

Саня — полковник Синицын, наблюдал больницу через оптику своей СВД.

— Первый батальон подошел. Танки вижу.

— Дай мне Трофимова… Леша? Пошли за мной коробочку на пеленг. Я тут возле площади Ленина. Машины побереги. Стрелков окопай. И никакой большой стрельбы! Один гражданский в больнице погибнет — я с тебя голову сниму.

Коробочка — танк т-восемьдесят, прибыла через пять минут. Подвывая турбиной, стала разворачиваться неуклюже, левой гусеницей завалила забор, и бесцеремонно влезла нещадно дымящей выхлопом кормой в самый сад, что с трех сторон доселе окаймлял кирпичную трехэтажку.

— Вишни то можно было и не ломать, пробурчал Батов, пожимая руку спрыгнувшему с брони Трофимову. Поднимайся сюда, наверх. Дело долгим будет. Так мне кажется.

— Товарищ генерал-майор, вас Черномордин на связь.

— Какой к херам Черномордин?

— Премьер-министр правительства Российской Федерации, товарищ генерал-майор…

Этот сюжет обошел все выпуски мировых новостей. Премьер Степан Иваныч Черномордин говорит по телефону с генералом Батовым, а потом с полевым командиром Султаном Довгаевым.

Ну, Батов немножко поволновался… Нельзя сказать что струхнул. Нет! Просто понервничал. Ему сразу все ясно стало — Черномордин светится перед избирателями и перед мировым сообществом — очки перед президентскими выборами набирает. И дураку понятно, что из Кремля за две тысячи километров — много не наруководишь. А эти «цэ-у» типа «освободить», «не допустить», «проявить» и «защитить»

— за них Батов и гроша ломаного не даст.

А вот Султану такое высочайшее внимание — явно по душе пришлось. Он того и добивался, когда больницу брал.

По телевизору то это не показали, а зря!

Султан прямо и без обиняков Черномордину сказал условия — выпускаете семьдесят чеченов, что с разными сроками в лагерях — список прилагается, и десять миллионов долларов наличными.

А Черномордин то тут весь и вышел! Ничего он оказывается решить не может! Орал в трубку как дурачок, воображая себя начальником Султана…

— Довгаев, я приказываю вам добровольно сдаться федеральным войскам, я приказываю вам сдаться, и тогда я обещаю вам и вашим сообщникам честное судебное разбирательство…

Либо дурак — либо наивный! А премьер наивный — может быть? Ну и послал его Султан на три буквы… А всех собак из Москвы спустили на Батова.

Мол, мы все необходимое и все от нас зависящее — сделали, так что, давай генерал Батов — проводи антитеррористическую операцию! И если что — мы с тебя погоны…

Это — последнее — в новостях не показали. Как не показали и сюжет с батюшкой — отцом Борисом.

После того, как Султановы боевики отбили единственную попытку разведчиков спецназа ГРУ ворваться в больницу, Батов решил особенно не рыпаться. А и то! Женщины из окошек простынями машут — куда там стрелять? Пальнешь, а потом всю жизнь будешь этот выстрел вспоминать как конец своей генеральской карьеры.

Собственно и переподчиненный — приданный ему спецназ, Батов послал под окна — только ради блезиру… Чтобы не обвинили потом, де ничего не предпринимал, занял пассивную позицию и все такое… Разбирать полеты и махать кулаками после драки — это у нас умеют. Вот попробовали бы здесь — на месте поруководить!

Одним словом, когда спецназ вернулся ни с чем, Батов окопал своих по периметру, понаставил «коробочек» за укрытиями и стрелять разрешил только снайперам из ГРУ — где каждый снайпер не ниже старлея…

Теперь вокруг больницы воцарилась почти мертвая тишина, иногда только нарушаемая пулеметной очередью с той — с ихней стороны.

И вдруг…Синицын, что ни на минуту не расставался со своей СВД, кричит,

— Товарищ генерал-майор, глядите-ка, поп бежит.

— Какой еще поп?

— Такой… Натурально — провославный поп… Батюшка.

А отец Борис, как только узнал, что чечены захватили больницу, помолился Иверской, да и пошел туда, где как полагал — была нужда в нем.

Только еще перед тем как идти, приколол на рясу свой орден Красной звезды и памятную медаль за «интернациональный долг» в ДРА…

А Султан отца Бориса сразу не узнал — с длинными волосами да с бородой, да в рясе. Ему его привели на КП, что Султан оборудовал в ординаторской хирургического отделения.

— Вот, поп русский с белым флагом к нам пришел, — оскалился опоясанный лентами к РПК весельчак Махмуд.

— Поп? Зачем поп? Я просил у них телевизионщиков с ОРТ и НТВ — я заявление делать хочу, а попа я у них не просил. И че ты так смотришь?