Казак на самоходке. «Заживо не сгорели»

В ознаменование одержанной победы соединениям и частям, отличившимся в боях за освобождение Таманского полуострова, присвоить наименования «Таманских», «Темрюкских», «Анапских» и «Кубанских»…

Преобразованным гвардейским дивизиям вручить Гвардейские знамена.

Сегодня, 9 октября, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует нашим доблестным войскам, освободившим Таманский полуостров, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность всем руководимым вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение Таманского полуострова.

Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

9 октября 1943 года [№ 31]

Я попытался психологически подготовить бойцов к десанту, спросил, есть ли вопросы. Внезапно Метелкина опередила странным высказыванием:

– Боюсь моря. Черное или синее, кто его поймет. Сколько это чудовище жизней поглотило!

Мы смотрели с недоумением, что с ней? Волнуется перед десантом, не может этого скрыть. Невольно в голове: «Бабий язык – чертово помело…» Слово попросил лейтенант Ильков, командир 3-го орудия.

– Это краса Юга. Недаром греки называли его гостеприимным. Русский народ сколько сил приложил, чтобы овладеть побережьем и водами. Это ворота в Азию, в Европу. Море кормит.

– Кормит! Останусь живой, не съем и куска черноморской рыбы.

– Не было бы Черного моря, не стало гордого Севастополя. А Нахимов, Толстой, Корнилов? Что там, без Черного моря не состоялась бы Россия. Как у Тютчева:

Ты волна моя, волна,
Сладок мне твой тихий шепот,
Полный ласки и любви.
Внятен мне и буйный ропот,
Стоны вещие твои.

А вы – чудовище.

– Вот-вот, именно «стоны вещие» и противны, – не унимается взбудораженный доктор.

Пришлось поддерживать обоих, чтобы ни того, ни другого не обидеть. Понимал, что надо рассеять мрачные мысли перед переправой. К месту стрянул лейтенант Лбов:

– Смотрю на красоту, думаю, не вылезут из воды турецкие янычары с кинжалами в зубах. Не поддадут жару за обиженных друзей-немцев?

– Товарищ лейтенант, разрешите вопрос. Правда, что турки, япошки, персы собираются нападать? – спрашивает старший сержант Карандашев.

С удовольствием увожу мысли от высоких материй:

– Собираются ли сегодня, после Сталинграда, Курской дуги, Тамани, не знаю. Молчат, прикусили язык. Что готовились нападать летом 1942 года, это правда. Не дождались разгрома наших армий. Турки хотели отхватить часть Кавказа. Япония была наготове, отмобилизовала миллионную Квантунскую армию, стремилась к оккупации Дальнего Востока и Сибири. Про персов мало знаю. Лектор из политуправления говорил, что и они копошились. Наступление в 1943 году остудило горячие головы, умерило пыл охотников до лакомого куска.

– Товарищ комбат, – обращается наводчик сержант Петров, – слыхал, что немцы привозили на Дон царского генерала, родственника донского атамана Краснова.

– Немцы привозили его племянника не на показ. Рассчитывали, что белогвардейцы, грузинские князья, дашнаки и прочие подымут восстание против советской власти. Казаки пошли не к немцам, а в Красную Армию. Слышали, как воюет казачий корпус Доватора, 4-й гвардейский Кубанский, 5-й гвардейский Донской корпус?

Зачитываю коллективное заявление колхозников станицы Шумилинской Верхнедонского района Ростовской области, текстом письма вооружили на командирских занятиях в штабе полка: «Мы, казаки, не можем на словах выразить наше проклятье врагу Гитлеру и его приспешникам. На собрании мы решили записаться в народное ополчение, чтобы с оружием в руках беспощадно громить врага».

С галерки подает голос старший сержант Митин:

– Когда откроют второй фронт? Обещали, обещали, или обещанного три года ждут?

– Никогда они его не откроют, – категорично отвечает Митину лейтенант Лбов, – капиталист капиталисту, как ворон ворону, глаз не выклюет.

– Как думает сержант Михайлов? – обращаюсь к сидящему в сторонке наводчику.

– Чума его знает. Запутлялся, товарищ лейтенант, не знаю. Ждал, ждал, жданки поел, а второго фронта нету. Шибче бы общими силами разгромить немцев и пойтить по домам. В колхозе хлеб не убран, кормов мало. Сенца корове некому наготовить. Одни бабы, все на их плечах. Что они, прокормят детей, да еще и нас? Детишки дожидаются, да и к женке пора бы…

Оперся руками на край окопа, отломил комок земли:

– Вот она, землица. Ей не осколки нужны, а семена. Любовь человеческая, а не злоба. Земля трудом кормится.

Казаки на Эльбе, в центре А. Т. Дронов, 1945

Наступила трудная тишина, вот тебе и Михайлов, все думали, молчун, уродился от супругов – от пенька и колоды, никто его таким не знал. Скорее надо дать ответ по второму фронту. Найти слова, которые могли бы загнать этих чертиков с рогами – мысли о доме, о земле, о жене поглубже да подальше, нельзя обострять чувства по дому, по семье.