Казак в Аду

— Ничего она не кусала, меня разве, и то в шутку. А попадись ей обычное яблоко — схрумкала бы не останавливаясь. К продуктам питания она относится беспощадней, чем к антисемитам…

На последней фразе оба мужчины врезались в спину резко остановившейся израильтянки. Бывшая военнослужащая молча подняла руку, предупреждающе вскидывая «галил» и одним кивком головы указывая на невысокую стену глухого забора, таящуюся в глубине реденького леса. Хлипкие доски были украшены странным знаком — большим жёлтым треугольником в чёрной окантовке, с двумя силуэтами посередине — бегущая маленькая девочка и за ней более высокая мужская фигура. Знак, как вы понимаете, самый общеизвестный, удивляло лишь его местонахождение…

— «Внимание, дети!» — пожав плечами, припомнил молодой человек. — Ну, а с какого бодуна оно тут? Разве в Аду могут быть дети…

— Хорошая тема, — тихо сквозь зубы процедила Рахиль, от напряжения забыв добавить своё национальное «таки». — И я уже слышу на него ответ с той стороны. А вы?

— Друг мой, ваша избранница непрозрачно намекает на то, что из-за ограды явственно доносятся звуки детского плача, — примиряюще ответил ушастый толкиенист на недоумевающий взгляд подъесаула. — Ничего более определённого сказать не могу, ибо я в этих краях не был. Или был? Не уверен… Но даже если и был, то этого забора здесь не стояло!

Иван Кочуев, не вступая в лишние дискуссии, молча двинулся вперёд широким шагом. Продрался сквозь почерневший кустарник, снял фуражку, прильнул щекой к щели в досках. Потом резко изменился в лице и, срываясь на бег, резво двинулся вдоль забора влево.

— Мы идём за ним? — зачем-то спросил Миллавеллор.

— Да, но… — Юная еврейка подцепила его пальчиком за поясной ремень, властно притянула к себе и, приподнявшись на цыпочках так, что в тощий живот эльфа упёрлась её решительная грудь, сладко прошептала: — Если я иду впереди, то оно не значит, что глухая, как птица тетерев. Да, мне нельзя его любить. Да, за один поцелуй нас выперли из Рая. Всё так, но… Если вы ещё раз понамекаете Ване, чтоб он меня разлюбил, я собственноручно устрою вам такое обрезание, что тёте Нюне будет реально не на что порадоваться! Это мой казак… Вопросы?

Вопросов у многомудрого Миллавеллора не было. А тонкую, всепонимающую улыбку он позволил себе, лишь когда девушка отвернулась. И, согласитесь, это был акт отчаянной храбрости с его стороны: Рахиль явно находилась не в том состоянии, чтоб безнаказанно сносить эльфийские ухмылочки за спиной… Поэтому он сознательно замедлил бег, в то время как молодые люди едва ли не на полной скорости вылетели к гостеприимно распахнутой калиточке и, не сговариваясь, протолкнулись туда оба, одновременно…

Поступок глупый до чрезвычайности. Как мы уже знаем, каждый второй начитанный потребитель фэнтезийной жвачки вёл бы себя совершенно иначе. Проблема лишь в том, что иначе наши герои просто не могли, и отнюдь не по законам жанра. Иван Кочуев привычно действовал в ладу со своими иллюзиями и личным пониманием того, как в сложившейся ситуации вели бы себя настоящие казаки. А Рахиль… ой, вот с ней всё было гораздо сложнее — её посетили мысли о мученичестве! Чуть позже мы коснёмся этого поподробнее, а пока…

Они замерли бок о бок, с оружием на изготовку, в предвкушении подлой засады или открытой драки, но сценарий был расписан без их ведома и требовал адекватной игры на импровизации.

— Руки вверх, стрелять буду! — грозно взревел отчаянный подъесаул, толкая Рахиль локтем.

— Ша, всем лечь, зарублю на хрен! — столь же сурово, рявкнула боевая еврейка, ответно пиная любимого коленом.

Пару минут они шумно выясняли, кто что первым не так сказал, и уже слишком поздно посмотрели себе под ноги. Оба стояли прямо посредине здоровенного треугольника, вычерченного на огромной каменной плите. Знак в точности копировал тот, что они видели на заборе.

— Ха…

— Таки в каком смысле?

— Что? А-а, прости, глупая мысль… Этот же дорожный знак «Внимание, дети!», в Интернете был обыгран как «Осторожно, педофилы!». Вспомнилось с чего-то…

— Надо же!

— А самое главное, мне действительно показалось, что тут кто-то гонится за ребёнком. Может, оптическая иллюзия?

— Не смешно.

— И мне…

Да, собственно, там никому уже смешно не было. В то же мгновение (роковое, судьбоносное, знаковое или неподходящее) прямо сверху рухнула плита непроницаемой тьмы, накрыв нашу парочку с головой. Никто и пискнуть не успел. А когда пришли в себя, то, пожалуй, только и пищали. Хотя правильнее — стали говорить друг с другом исключительно тонкими, детскими голосками.

— Дула! Ты сто, ехнулась?

— Сам дулак! А исё дразнится!