Нашим испытуемым буквально на мгновение пришла в голову одна и та же мысль — неужели и сам Всевышний может нуждаться в элементарном сострадании? Ну или хотя бы в понимании…
— И это… лошадку я починил, — совершенно не к месту резюмировал голос, после чего ракшас наконец-то закатил глаза и рухнул пластом, без малейших проблесков сознания…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Иван и Рахиль, не сговариваясь, кое-как встали на ноги, пыхтя двинулись на выход маленькими шажками. Только отойдя от пещеры индусского монстра метров на сто, они наконец-то задумались: а куда, собственно, идти? Да, собственно, уже пришли — потому что земля под их ногами дрогнула, а сверху рухнула позолоченная сеть с беззвучно скользнувшего вниз летательного аппарата…
— Ваня, у меня модное дежавю или я вся в глюках? Потому как опять темно, мы висим в милых позах, я вас чую всем чем можно, а рукоять вашей шашки — опять тем же местом…
— Это не шашка.
— Ой-й-й-а-а-а!!!
— Не ори, дура, я пошутил! — дурным голосом взвыл зажавший уши казак, пока доверчивая еврейская девушка ультразвуком глушила на корню все возможности мирных переговоров.
Итак, как утверждают все серьёзные учёные, непредсказуемая дама-история вальсирует по спирали. Будущее неизвестно, настоящее мимолётно, а прошлое вроде бы и незыблемо, но одновременно изменчиво, как никогда. И это ещё не главный парадокс, ведь прошлое каждого человека, как страны или даже эпохи, зависит лишь от призмы вашего взгляда. А взгляд назад может быть очень и очень изменчивым…
Вот сейчас, к примеру, Рахиль сочла появление ракшаса и пленение их инопланетными бесами зеркальным отражением прошлых приключений, напрочь забыв о подозрительном непоявлении Белого Братства. А оно не исчезло. Зло редко исчезает в никуда, зато отлично меняет позиции, лозунги и цвет шкуры…
Мстительная еврейка прекратила визг, лишь когда дверной проём распахнулся, а в узкой полосе мертвенно-голубоватого света встали две знакомые фигурки. Маленькие, пушистые, толстые, с характерными пятачками и рожками-антеннами на головах. Сейчас их речь звучала абсолютно адекватно, не как в первый раз, в Раю. Либо в Аду бесы говорят иначе, либо переняли общепринятую манеру, либо…
— Новенькие, Док?
— Надеюсь, да, Ганс. Хотя мне, разумеется, трудно представить, чтобы в непосредственной близости от базы разгуливали свежие экземпляры.
— Точно, все давно стерилизованы.
— Пастерилизованы, Ганс.
Рахиль закусила жёлтый погон бывшего подъесаула и мелко забилась в тихом истеричном смехе. Один из пушистых недомерков нажал кнопочку на стене, раздался скрежет цепей передачи, и золотая сетка повлекла нашу парочку на выход. Страха они не испытывали, и даже не потому, что благая весть об одиннадцатой заповеди достигла их ушей.
Просто, несмотря на все ужасы, творимые инопланетными бесами над людьми в своей лаборатории, воевать с пушистиками ребята умели. Убить их навсегда оказалось невозможно, а вот прибить на время — это запросто. Один выстрел — пятнадцать минут форы, можно попробовать убежать. По крайней мере, в этом конкретном случае правила игры были общеизвестны.
— Ваня, вы окажете мне большую услугу, ежели за поворотом рубанёте эту сетку вашей страшной шашкой и полежите бугорочком, пока я из-за вас чуточку постреляю.
— Мне… это… неудобно.
— Ваня, шо такое неудобно? Перед кем неудобно, перед ними?! Как говорил мой двоюродный дядя Эдик, вися весь голый под балконом своей любовницы из Мариуполя Веры Краснобаевой, у которой было шесть детей, младший ещё играл на скрипке…
— Рахиль!
— А шо?! Интересная история, так вот, он висит, а балконом ниже выходит юная девочка в кимоно. Он улыбается ей. Она ему кланяется и произносит одно японское слово «макивара»… Так вот, ему по сей день неудобно, шо он тогда не знал японского…
— Рахиль, мне шашку вытащить неудобно — порежусь!
— А вот нельзя было сказать сразу?! Как таки с вами, мужчинами, трудно-о…
Сетка миновала длинный серый коридор с однообразно мигающими лампочками, въехала в прекрасно оборудованную медицинскую лабораторию и плюхнулась на пол. Никто особенно не ушибся, хозяева-инопланетники соизволили спокойно обернуться.
— Бешеная самка!!! — тонко взвизгнули оба и прыснули прятаться по углам.
— Вот она, популярность. — Казак уважительно толкнул подругу плечом в плечо, попытался встать, не смог и, плюнув на ржавые оковы, громко предложил: — Эй, бесы, выходи! Рубиться будем!
Из-за металлического шкафа с пузырёчками показалась маленькая чёрная лапка, размахивающая белым платком. Рахиль сдержанно повздыхала, что её не поймут и не простят, если она пойдёт на консенсус с террористами-антисемитами, но, с другой стороны, они и без того в Аду, так куда уж дальше их запихивать. Это было очень непривычное проявление миролюбия…