Лука не мог разговаривать, голова медленно успокаивалась, рана еще сильно болела, но осложнения не предвиделось. Ему так казалось или хотелось.
Жан приносил мелких зверьков и птиц, орехи и плоды, которые сумел отыскать, Катуари готовила еду и ждала, когда можно будет уходить.
— Ты хоть бы рассказал, как ты искал нас, Улитка, — просила Катуари.
— Не хочу! Нечего рассказывать! Нашел вас, и всё тут! Хорошо, что Люк оставил прорубленную тропу. Было легче идти.
— Ты плохо выглядишь, караиб, — не отставала Катуари.
— Сильно устал. Да и теперь приходится столько лазать по рытвинам и зарослям, а что добываю? Мелочь! Есть постоянно охота.
— Вы говорите, а я вас не понимаю, — тихо проговорил Лука. — Говорите по-французски. А то голова еще сильнее болит. Я всё силюсь понять вас!
— Как длинно ты говоришь! Отживел, Люк?
— Какое там! Едва языком ворочаю.
— Через неделю обязательно начнем спускаться к усадьбе. Будь готов, Люк!
— Постараюсь, хорошая моя, — вяло ответил Лука.
Но полуголодное существование всё-таки сказывалось. Силы у всех помаленьку убывали. А болезнь Луки не давала возможности начать спуск.
Жан вдруг заявил решительно, по-взрослому:
— Завтра я ухожу. Хочу наведаться в лагерь. Там может оказаться еда. А без еды нам не дойти до места.
Все возражения Луки и Катуари не подействовали. Мальчишка настаивал на своем.
— Обязательно надо глянуть, а вдруг там кто-то живой остался. Очень хочется. Может, больше никогда не получится попрощаться со всеми.
Он ушел, захватив с собой один пистолет и мачете с сумкой, и отсутствовал три дня с лишком. Вернулся истощенным, измученным и опечаленным. Сказал, бросив тяжелую сумку на землю:
— Попрощался! Всё кончено! Нашего народа больше нет.
— Не говори так! — вскричала Катуари. — Многие укрылись, я ведь с ними шла! И существуют другие группы, которым удалось уйти. Я в этом уверена.
— А я уверен, что все они погибли. Сама же говорила, что французы всех убивали! Никого не щадили! Что теперь будет с нами, Катуари?!
Та лишь притянула голову мальчика к груди и погладила ее. Слов утешения не находилось. Да и что скажешь, когда всё и так понятно.
Глава 3
Три человека осторожно пробирались по тропе, недавно прорубленной в густом лесу, напоенном дождем и ароматами многочисленных цветов.
Впереди шагал мальчик с мачете в руке, за ним мужчина, опираясь на палку, и замыкала шествие женщина.
Все они были обессилены, истощены и оборваны. Они не разговаривали, часто останавливались, прислушивались, отдыхали, пили воду и снова шагали. Шагали трудно, медленно, обходя валуны и поваленные деревья.
— Всё, — сказал мужчина. — Больше нет сил. Голова раскалывается.
— Я говорила, Люк, что еще рано пускаться в такой трудный путь, — сказала смуглая женщина.
Это была Катуари и ее спутники.
Они молча сидели на влажной земле, пили воду и обтирались от пота и капель дождя, недавно прошедшего. После него тропа раскисла, и ходить по ней стало еще труднее.
— Надо день отдохнуть, Люк, — безвольно молвила Катуари. — Так мы не дойдем — или с голоду околеем, или помрем от усталости.
Лука не отвечал. Сил даже на это недоставало.
— Смотри, Жан едва держится, — не унималась Катуари. — А без него нам и дня не пройти.
Лука молча кивнул, опрокинулся осторожно на спину и прикрыл рукой глаза.
Сутки отдыха пошли всем на пользу. Даже на следующий день они не спешили в дорогу. Лишь после полудня тронулись, немного подкрепившись тем, что нашли в окрестностях. Благо воды было достаточно.
— Так мы и за две недели не дойдем, — ни к кому не обращаясь, говорил Лука, когда они сидели у костра, грызли корешки и листья, улиток, которых Лука и в рот-то смог взять лишь после долгих уговоров Катуари. Она и Жан ели еще и толстых гусениц, а ящерицы, иногда попадавшиеся Жану, были верхом наслаждения и доставались только Луке.
— Мы проходим за день не больше шести миль, — еще раз заметил Лука вечером. — А до усадьбы не менее двадцати. Сколько это нам надо шагать?
— Но ведь немного мы уже прошли, Люк, — отвечала бодро Ката. — Обязательно пройдем и то, что осталось. Главное — не спешить. Так будет надежнее.
— Так это сегодня мы столько прошли, — не сдавался Лука. — Потому что отдохнувшие, да и с едой повезло. Завтра хорошо если четыре мили одолеем.
— Не расстраивай себя, Люк. Всё самое страшное уже позади. Смотри, я хорошо себя чувствую. И ты с каждым днем поправляешься.
— Да, но мы уже идем почти неделю!
— Ну и что из этого? Еще немного, и мы будем в усадьбе.
Лука вздохнул, продолжать разговор не хотелось. Только спать, чтобы избавиться от этой проклятой изнуряющей его головной боли. Уже и рана почти зажила, а голова всё продолжает болеть. Не так, как раньше, но сильно. Особенно от усталости.
Еще три дня трудной дороги, и они вышли в предгорье. Тут тропа была почище, уклон не такой извилистый и крутой, и настроение у всех улучшилось.
Наконец вышли к месту, где Лука и Жан отпустили лошадей.
— Вот теперь я верю, что мы дошли! — радостно воскликнул Лука. — Еще день — и мы дома! Скорее бы!