Казаки

На юге также открылись неприязненные действия. Так, на Украине готовилось большое царское войско под начальством боярина Василия Борисовича Шереметева, грозившее идти в польские пределы. С своей стороны коронный гетман Станислав Потоцкий вторгся с войском на Подоль, не хотевшую возвратиться к Польше; хлопы зарывали хлеб свой в землю, жгли сено и солому и сами бежали в крепости и запирались с казаками. Польское войско лишено было продовольствия и подвергалось всем неудобствам дурной погоды. Пытались взять Могилев на Днестре — не удалось; нападали на Шароград — также не было удачи. С своей стороны, боярин Василий Борисович Шереметев, вышед'ши из Киева, разбил и в плен взял Андрея Потоцкого с его отрядом. Это было зимою. С наступлением весны поляки готовились идти на завоевание Украины и заключили договор с крымцами. Хан обещал послать султана Нуреддина с восьмидесятью тысячами орды. Выговский деятельно подвигал поляков на Москву. — <<Я желал бы (писал он _к коронному канцлеру Пражмовскому), чтобы наш милостивый паи король показал свою готовность к войне созванием посполитого рушения; как начнет расти трава, мы двинемся на неприятеля и, без сомнения, с Божьей помощью, при пособии татарских войск, мы поразим надломленные козац-кие силы; Москва потерпит еще раз поражение, подобное Конотопскому, и будет просить мира>>. Между тем поляки пытались склонить на свою сторону молодого гетмана, и это было возложено на того же Казимира. Беневского, который успел составить гадячский договор. Беневский писал к Юрию и старался расшевелить в нем Злобу против Москвы за смерть зятя его Даиила; по словам Беневского, его страшно замучили: терзали кнутом, отрезали пальцы, буравили уши, вынули глаза и залили серебром. «Если б (писал Беневский), мой большой и любезный приятель, родитель вашей милости, воскрес и увидел это, — не только взялся бы за оружие, но бросился бы в огонь. Не Польши бойся, а Москвы, пане гетмане; она скоро захочет доходов с Малой Руси и будет поступать с вами, как с другими». С другой стороны, он его предостерегал, что Польша уже не так слаба, как прежде и, освободившись от шведской войны, может обратить на Украину свои все силы. Юрий хотя уже и. был недоволен Москвою, но не поддался козням Беневского и в феврале отвечал ему: «Трактуйте, господа, с его величеством царем, а не с нами; ибо мы всецело остаемся преданными, верными подданными его царского величества, нашего милосердого государя. Что его царское величество с вами панами постановит, тем мы и будем довольны, и не станем думать о переменах. Никто не должен полагать и надеяться, чтобы мы замыслили отделиться от ^ царского величества. Пусть Бог покарает того, кто своим- непостоянством и хитростью не- сохранил по своей присяге верности его царскому величеству и наделал бед Украине; уж Бог покарал его и еще покарает. А Хмельницкий, один раз присягнувши его царскому величеству и отдавши ему Украину, не подумает отлагаться». Но в том же письме гетман заявлял и признаки желания независимости: «Хотя я и моложе летами Выговского и не так разумен, как он, не хочу, однако, чтобы мое гетманство было утверждено царскими грамотами или королевскими привилегиями, ибо Войску Запорожскому за обычай. по своему желанию иметь хоть трех геетманов в один день!» Так же точно и в письме своем к Дионисию Балабану, нареченному митрополиту, не расположенному к Москве, Юрий писал: «Раз освободившись из польской неволи и начавши служить его царскому величеству, мы никогда не подумаем изменить и отступать от нашего православного монарха и государя, который — если мы присмотримся получше к делу — больше есть наш природный государь, чем кто-нибудь другой. Поэтому, с упованием на неизреченное милосердие его желаем, чтобы и твое преосвященстао, не доверяя людским вестям, поспешил к осиротелой своей кафедре». Дионисий Балабан упорно: ненавидевший Москву, был очень далек от того, чтоб- склониться на такие убеждения и представления; да непрочна была преданность Москве и самого гетмана и вообще всякого, кто только в Украине думал о политике; казаки готовы были оставаться в связи с Москвою, но в то же время желали как можно шире для своего края автономии, а Москва, напротив, хотела допустить ее как можно менее, и как можно теснее привязать Украину к себе наравне с другими Землями русскими, в разные времена подчиненными ее власти. Тут-то и был корень раздоров на многие лета; и уж, конечно, не слабому Юрию можно было разрешить такие вековые недоумения.

V

Польша грозила Московскому Государству паходом на Украину, московское правительство поручило боярину Василию Борисовичу Шереметеву защищать эту страну вместе с козаками.