Казаки на персидском фронте (1915–1918)

В Персии нет мощной центральной власти. Эта власть есть в Тегеране; на местах от нее – губернаторы, но их власть в лучшем случае распространяется на город, где живет губернатор. За назначение на должность надо платить. Давать подарки – «бешкеш». Это традиция, требование жизни. У губернатора большие расходы. Приемы, представительство, подарки министрам, приближенным шаха… Иногда одни только подарки превышают годовое содержание чиновного лица. Где же взять эти огромные средства? Нажимается налоговый пресс. Чиновники «выколачивают» с населения налоги, превышающие законные нормы. Собирают налоги, не забывая и себя. Ведь они тоже получают ничтожное жалование. Стонет бедняк плательщик от произвольных, непомерных поборов. Стонет, но платит… Невозможно, конечно, учесть огромных сумм, которые переплачивает население благодаря этой «системе». Есть мнение – поборы превышают нормы податного обложения в два раза. В Персии нет регулярной армии, а потому нет силы, которой бы боялись. На местах столько властей, сколько племен. Вооруженный отряд одного из бесчисленных горных племен охраняет свой район, взимает налоги, ведет войну или дружбу с соседями и чаще всего живет совершенно независимо от Тегерана, шаха и его правительства. Шаха признают, но шах есть лишь идея правительства нации. Меджилис – попытка объединить национальные интересы в центре. Правильной системы организации выборов нет, а потому нет и полного народного представительства. Ведь персидская конституция была завоевана не широким народным движением, а выступлением нескольких десятков смельчаков-революционеров во главе со знаменитым Ефремом.

Недовольное политикой правительства, воинственное племя «дженгели» не признает ни центральных властей, ни местных. У них вооруженная сила – свыше тысячи всадников, симпатии населения, сколько угодно продовольствия, и они хозяева положения всей области. Правительство прекратило войну с Кучик-Ханом, так как это было напрасной тратой и людей и денег. Дженгелийцы мало беспокоили русских. Англичан ненавидели. Уже после ухода наших войск из Персии, когда пришли англичане, Кучик-Хан объявил им войну, а «лесные братья» дали обет не стричь голов и не брить бород до тех пор, пока на родной земле останется хотя бы один англичанин. Я видел «лесных братьев» в конце тысяча девятьсот восемнадцатого года. За восемь месяцев войны с англичанами у них так отросли волосы, что они имели вид диких людей.

От Рустам-Абада до Менджиля не более двадцати верст. Дорога лежит на огромной высоте обрыва, и с крутизны видно, как внизу узкой белой лентой вьется легендарный Сефид-Руд. Река очень широкая при самом впадении в Каспий у Энзели, настолько широкая, что по неведению устье ее принимаешь за естественный залив бухты Мурдаб.

С моря, говорит легенда, на челнах пришли русые воины. Они поднялись по течению Сефид-Руда вверх в горы и прошли очень далеко, до того самого места, где истоки реки. А здесь, у истоков, горы чуть не до самых небес и начинаются три страшные дороги ущельями. Челны пришли сюда с Волги, прошли море и сто верст по серебряной реке неведомой страны. Русые воины не встретили никакого войска. Испугался Стенька Разин, ибо это был он, величавой тишины гор на чужой земле, убоялся он отсутствия неприятельского войска, ибо решил, что его невидимый враг в ловушку заманить хочет, и решил повернуть челны обратно к морю. В один день и в одну ночь, говорит легенда, домчали волны Сефид-Руда русых воинов до моря.

У Менджиля горы как будто остановились в раздумье, а потом отдельными группами, толпами горных массивов направились в три разные стороны.

Отсюда, говорят, Стенька Разин повернул в Россию.

Мы в Менджиле, на полпути до Казвина. У дороги глинобитное строение – караван-сарай; здесь же чайная: чай-хана.

У скал прилепился городок. Но какой сильный ветер!..

– Вы знаете новороссийский норд-ост? Это пустяки в сравнении с ветром в Менджиле.

В переводе с местного языка[25] Менджил обозначает – тысяча ветров. Ветер здесь дует из многих ущелий, образуя грандиозный сквозняк. За время моей жизни в Персии приходилось бывать и проезжать мимо Менджиля десятки раз, и я не помню, когда бы не дул этот ветер. Весной и летом он дует слабее; его легче выносить, вероятно, потому, что погода лучше. Но осенью и зимой тяжело. Вы в Менджиле всего несколько часов, но уже чувствуете необъяснимое беспокойство. Вы раздражаетесь по пустякам, а потом начинается тоска…

Не любил я Менджиля. Редко кто здесь засиживался, а если мимо проходили войска, то не любили устраивать здесь дневки. По необходимости лишь ночевали.

На всем пути от Энзели до Казвина, да, пожалуй, и далее до Хамадана и Керманшаха, деревни или заставы Энзели-Тегеранской дороги расположены одна от другой примерно в 20–30 верстах. Это расстояние как раз и составляло обычный дневной переход пехоты. Проходящие эшелоны приурочивали свой отдых, ночлег или дневку, к придорожным деревням и заставам.