Казаки на персидском фронте (1915–1918)

– Видите, как я вас просвещаю, – сказал Запорожец и выскочил из автомобиля около двухэтажного невзрачного дома.

* * *

Мы должны были осмотреть Кянгавер и выяснить возможность открытия здесь первого земского лазарета. Городок небольшой на полпути между Хамаданом и Керманшахом. Назревала крупная операция – на Багдад, а войска на этом участке от Хамадана до Керманшаха протяжением больше двухсот верст не имели ни одного лазарета, ни одного питательного пункта, ни бани… Ничего, кроме этапных пунктов. В Кянгавере стоял сводный эскадрон Первой кавказской кавалерийской дивизии и этапная рота. Ханский тенистый сад всегда был наполнен солдатами, идущими на Керманшах и обратно, измученными дорогой и жарким солнцем. Кянгавер был естественной станцией двухсотверстного пути; здесь нужно было открыть госпиталь, питательный пункт и баню. Так и было сделано. Командир корпуса настаивал на этом, и мне пришлось учиться на живом деле. Я никогда не видел питательного пункта и не знал, как вкапывается котел и как выглядит кипятильник. Сотрудники мои, два врача и девять сестер милосердия, были люди хорошие, и некоторые из них имели опыт. Дело закипело. Через две недели в ханском доме и в двух палатках в саду разместился небольшой госпиталь на 100 кроватей. На питательном пункте весело дымили котлы, вмазанные у садовой стелы, и стояли четыре новеньких жестяных кипятильника. Человек сто в день получали обед и чай. В саду у северной стены поставили навес, и до сотни проходящих мимо усталых солдат могли одновременно в нем разместиться на отдых.

* * *

В узкой длинной комнате с маленьким окном у самого потолка после обеда сидело человек шесть земцев. В комнате, приспособленной под столовую из какого-то чулана, было прохладно, и не хотелось уходить. Вбежал солдат и, запыхавшись, сообщил, что из Керманшаха по телефону уполномоченного просит командир корпуса. Оказалось, что звонил корпусный врач по приказанию командира корпуса, требовавшего безотлагательно послать санитарный отряд вперед в Керинд, за 200 слишком верст отсюда, и там развернуть лазарет. Это было очень трудно сделать, так как во всем был недостаток, а главное, не было денег и перевозочных средств.

Корпусный врач кричал в телефон:

– Так Вы отказываетесь? Отказываетесь? Так и доложить командиру корпуса?

– Мы не отказываемся, но я только указываю вам на затруднения, в каких мы находимся. Разрешите подумать и дать вам ответ через полчаса.

Когда персонал узнал о содержании разговора, в столовой поднялся шум. Сестра, графиня Б., девушка лет двадцати, категорически заявила:

– Мы не поедем.

Старшая сестра милосердия, светлейшая княжна Л., тоже сказала, что ехать нельзя, так как «тетя Мисси» запретила куда-нибудь двигаться без разрешения. Так звали свою тетку, уполномоченную В[сероссийского] 3[емского] С[оюза] в Персии графиню С.А. Бобринскую, ее племянницы, сестры милосердия Б. и Л.

С докторами было еще хуже. По их словам выходило: медикаментов мало, персонала тоже. Если разбить все пополам и отправить в Керинд, то выйдет ни то ни се. Доктор Д. упирался:

– Я не выеду из Кянгавера, пока старшая сестра не извинится за вчерашнее оскорбление.

Вчерашнее оскорбление заключалось в следующем: в Персии после жаркого дня, вечером, обитатели города располагаются на крышах. Крыши плоские, и в каждом доме есть специальная винтообразная лестница с глиняными ступеньками из внутренних покоев на такую крышу. По вечерам персонал лазарета обычно проводил короткое время на плоской крыше ханского дома, любуясь золотым закатом и синевою гор, жадно глотая прохладный воздух после трудового знойного дня. Старшая сестра признала недопустимым с точки зрения морали, нравов такое сидение в поздний час одной из своих подчиненных на крыше, и тут же при докторе отчитала сестру, приказав ей удалиться. Сестра в слезы. Еще утром я пытался всех помирить. Неудачно. Обиженная сестра к обеду не вышла, а доктор и Л. сидели с надутыми лицами.

После разговора с корпусным врачом я слушал горячие споры, отказы, а потом заявил решительно:

– Господа, вы поедете во главе с доктором Д.; зауряд-врач Бетюцкая и сестры: Бобринская, Михеева и Мальцева. Я поеду с вами тоже.

– Я не поеду, – решительно заявил Д., – я уезжаю в Россию завтра же.

– В таком случае Вы будете арестованы. Завтра мы выступаем, в 6 часов утра. Господа, готовьтесь.

Я пошел к телефону и соединился со штабом. Повозки и лошадей дали драгуны, денег тоже. Старый, седой северец, полковник Д., хоть и сожалел, что мы уезжаем – он уже влюблен в девятнадцатилетнюю М., – но сказал, что мы делаем отлично, что едем, и что Бог нам поможет. Толстый, с красным лицом и огромными седыми бакенбардами, он сердито вращал серыми глазами и хрипло кричал на вестовых:

– Уполномоченному приготовьте рыжую кобылу со звездой, а сестрам посмирнее. Да седла осмотрите! Линейку вам дам на всякий случай. Да плюньте, все будет в порядке! Пойдемте водку пить.

* * *