Казаки-разбойники

Когда в начале урока учительница смотрит в журнал, а все ждут, кого она вызовет, тишина наступает самая тихая, напряжённая и немного испуганная. Даже те, кто хорошо учится, всё равно побаиваются. Вызовут, а вдруг забудешь что-нибудь? Или перепутаешь? Разве не может так случиться? И всё-таки по-настоящему боится тот, кто не выучил урока. Генка Денисов старается стать меньше ростом, вжимается в парту и старается не смотреть на Веру Ивановну, чтобы взглядом не привлечь к себе её внимания. Панова тоже не знает урока. Но Панова хитрее Денисова. Она напускает на себя независимый вид и смотрит прямо на учительницу. Будто даже хочет, чтобы её вызвали. Расчёт у Пановой такой. Учительница, конечно, хочет поймать того, кто не знает, и поставить плохую отметку. А если Панова учила, зачем же её сегодня вызывать? Вот в другой раз не выучит, может с ней такое случиться, тогда мы её и подловим. А сегодня уж не надо, вон она как смело смотрит, сразу видно, всё назубок знает. Не такая уж плохая ученица эта Панова. Спокойна и уверенна, сидит не боится. Хотелось Пановой, чтобы Вера Ивановна подумала именно так. Но Вера Ивановна почему-то подумала по-другому. А может быть, Вера Ивановна вовсе и не стремилась перехитрить Панову, а просто по каким-то своим соображениям из всего списка учеников выбрала фамилию Пановой. Вера Ивановна произнесла вслух:

— Панова.

Все вздохнули с облегчением. Все, кроме Аньки. Анька встала и пошла по проходу медленно, забывая держаться независимо. Даже по её спине Любка видела, как Анька трусит. Спина была неуверенная, чуть согнутая вбок. Не отметки боялась Анька Панова — к плохим отметкам она привыкла, подумаешь! Даже и гнева родителей она не особенно страшилась. Поругают и перестанут, не убьют же. А может, ещё и не проверят дневник. Боялась Анька Панова только одного: иронии Веры Ивановны. Вера Ивановна умела высмеивать ленивых так, что всем становилось ясно: нет недостатка хуже, чем лень, нет человека ничтожнее, чем тот, кто не хочет учиться.

— Ну, Панова, мы слушаем тебя.

Вера Ивановна сидит за своим столом, а голову повернула, чтобы посмотреть на Аню. И смотрит так, как будто видит больше, чем можно увидеть. Анька стоит у доски, вертит мел в пальцах и говорит скороговоркой:

— На пять делятся все числа, все числа, все числа…

«Как испорченная пластинка», — думает Любка. Ей даже немного жалко Панову, и Люба сердится на себя. Нашла кого жалеть.

— Какие же числа всё-таки делятся на пять? — Вера Ивановна спрашивает терпеливо. Как будто надеется, что Панова вспомнит, что она на минутку забыла, а сейчас скажет.

— Все числа, — в десятый раз повторяет Аня и смотрит на Любу.

А может быть, Любе кажется, что Панова на неё смотрит. И если сейчас подсказать, Панова, может, ещё и выкарабкается. Любке не хочется выручать Панову. Панова противная и вредная и дразнится. И Любку не любит. А просит подсказать — тоже потому, что противная. Разве хороший человек просит подсказать того, кого не любит и дразнит и изводит? Люба отворачивается от Пановой и смотрит в окно. Но долго не смотреть на Аньку она не может и взглядывает опять. Панова стоит красная, мел вздрагивает в розовых пальцах, и глаза шарят по лицам. Кто подскажет? Кто поможет? Никто не подсказывает. Соня боится Веру Ивановну. Митя не терпит Панову. Денисов и сам не знает. Остальные не замечают Анькиной мольбы или не хотят сердить учительницу. И Любка не выдерживает. Еле шевеля губами, она шепчет:

— Кончаются на пять или на ноль.

— На пять делятся числа, — бодро начинает Панова, — которые кончаются на пять или на ноль. — Панова переводит дух и поворачивает своё распаренное лицо к Вере Ивановне.

— Правильно, — говорит Вера Ивановна. — А признак делимости на три?

— На три делятся числа…

Совсем маленькая пауза, почти незаметная. Взгляд в сторону Любки, и Панова продолжает:

— …сумма цифр которых делится на три.

— Молодец, — говорит Вера Ивановна. — Приведи пример.

Панова молчит.

— Сто двадцать три, — шепчет Любка.

— Сто двадцать три, — повторяет Панова.

— Ещё пример, пожалуйста, — говорит Вера Ивановна. — А ты, Люба, пойди принеси мел из учительской. Видишь, Аня весь мел раскрошила.

Любка идёт к двери. Проходя мимо Пановой, она тихо произносит:

— Шестьсот шестьдесят шесть.

— Правильно, Люба, — говорит, не оборачиваясь, Вера Ивановна. — Но я тебя не просила привести пример, а просила принести мел. Иди.

Любка выходит и из-за двери слышит, как Анька Панова повторяет, как испорченная пластинка:

— Например… Например… Например…