Казаки-разбойники

Люба постояла немного на стуле, потом слезла и поставила вазу на стол. На столе конфеты выглядели ещё красивее. Синяя ножка вазы бросала голубую тень на скатерть. Люба смотрела на конфеты долго-долго. А потом подумала: гости уйдут поздно, это всегда так бывает, — заговорятся, засидятся. А Любу мама погонит спать в другую комнату в десять часов, когда все ещё будут сидеть за столом. А потом, когда уже Люба будет спать и все разойдутся, мама начнёт убирать со стола и мыть посуду. И тогда мама может впопыхах выбросить фантики. От этой мысли Любка даже охнула. Как же так? Фантики для мамы ничего не значат. А для Любы они главнее конфет. Конфету съешь, и всё. А фантик останется. И они сегодня очень нужны Любе. Как же быть? Люба села на диван и задумалась. Она упёрла локти в стол, а голову положила на кулаки. Она думала долго, но всё-таки придумала. Всё было очень просто. Одну за другой Люба быстро развернула все конфеты. Бумажки разглаживала и складывала стопкой на столе. А конфеты аккуратно положила назад в вазу. И поставила вазу в буфет на верхнюю полку. Теперь всё было в порядке. Взрослым не нужны яркие бумажки. А конфеты остались на своём месте. Как мама хотела для гостей, так и вышло для гостей. Как не велела Любке таскать, так она и не таскает, только одну самую маленькую конфетку в розовой бумажке съела. Конфета была очень вкусная, оказалось, что это тянучка. Она слегка прилипала к зубам, от неё пахло сливочным мороженым. Потом Люба сложила фантики, как полагалось, ровными квадратиками. И убрала в портфель. Теперь всё было в порядке.

Гости пришли вечером. Тётя Аня принесла Любке большой мяч — половина красная, половина синяя. Любка давно мечтала о таком мяче. Как придёт весна, можно будет играть в «штандер», и в лапту, и в «трёшки», и в «десятки». Да и в волейбол можно научиться.

Пришёл дядя Боря. Он, конечно, никуда не уехал, пришёл и сел, всем своим видом изображая удовольствие. Шутил и смеялся сам своим шуткам, а вслед за ним смеялись все. Тётя Галя, мамина подруга, сказала:

— Какая вкусная у вас селёдка! Я себе ещё положу.

А дядя Боря ответил:

— Давайте я вам положу.

«Расселся, как у себя дома, — подумала Любка, — и селёдка наша, а не его».

— Люба, ешь винегрет, — сказала мама строго. Маме всегда главное — накормить Любу.

— Я ем. — Любка зацепила на вилку побольше винегрета и подержала на весу, чтобы мама видела, что вот она ест.

— Люба, поставь-ка чайник, — сказала мама немного спустя.

Любка взяла электрический чайник и побежала на кухню. Она отвернула воду сильно, струя с шумом ударила в дно чайника, будто хлынул сумасшедший дождь.

— Полный! — крикнула из комнаты мама.

Люба принесла чайник и включила.

— Скоро закипит, — сказала мама. — У нас хороший чайник, быстро закипает.

— Я себе тоже такой куплю, — сказала тётя Аня, — очень удобный.

Мама подошла к буфету, достала вазу с конфетами, и вдруг в комнате стало очень тихо. Молчала тётя Аня, и дядя Боря молчал. И тётя Галя не смеялась и ничего не говорила.

— Люба, это что такое?.. — начала мама тихо. — Что это такое?..

Лицо у мамы было расстроенное, Любка не могла на него смотреть. Просто не могла. Она не считала, что сделала что-то ужасное, взяв фантики. Но она не считала так, пока не видела, какое лицо у мамы, какое гневное и в то же время обиженное и удивлённое лицо. А когда увидела, уже знала, что сильно виновата, раз у мамы из-за неё такое лицо. И знала, что сейчас ей попадёт.

— Зачем ты это сделала?

Мама держала вазу с конфетами в белых, нижних бумажках, очень некрасивых. Любка только теперь увидела, какие они некрасивые — сероватые, тусклые.

— Я думала… — забормотала Любка, — думала, мне фантики, а вам зачем? Думала, не всё ли равно? И развернула.

— Не сердись на неё, — заступилась тётя Аня. Но когда мама сердилась, тётя Аня тоже её боялась, потому что она была младшая сестра, а мама — старшая.

— Я с ней потом поговорю, — сказала мама.

И Люба поняла, что не просто так это говорится, что мама непременно поговорит, не забудет, как было один раз, когда Любка стрельнула из рогатки в лампочку и попала. Лампочка взорвалась с диким шумом. Стёкла посыпались маме на голову, потому что мама как раз вошла в комнату и стояла у стола. В комнате стало темно.

«Я с тобой потом поговорю», — сказала мама и пошла к Устинье Ивановне одалживать новую лампочку. Когда снова зажёгся свет, у мамы в волосах, как дождь, блестели стекляшечки. Любка сидела на диване, никуда не уходила и ждала, когда мама с ней поговорит, потому что никуда не денешься. Но мама не стала. То ли увидела, что Люба и так перепугалась, то ли забыла. Люба ждала, ждала и заснула прямо одетая, на диване. И мама перенесла её в спальню, и раздела, и уложила в постель. Но это было давно, целый год назад. Любка была маленькая, и ей простили. А теперь, она знала, мама не простит.

— Иди спать, — сказала мама чужим голосом.