Казаки-разбойники

– Прощу простить, мадам! Я не думал, что вы… замужем.

Она отвернулась от него и говорила некоторое время с вождем. Потом обернулась и спросила спокойно:

– Ты жить здесь? Рядом?

Ее французский показался Луке немного лучше, чем раньше, на Доминике.

– Да, мадам. Мы купили землю и расчищаем ее для посадок.

– Купить у кого?

– У властей, мадам. В городе.

– Это наша земля. Продавать только мы.

– Я понимаю, но простите, мадам. Так узаконили французы. Мы должны подчиняться их законам.

– Я помнить, Лука. Ты француз нет, забыть я.

Она долго беседовала со старейшинами, потом обратилась к Луке:

– Ты чертил буква. Ответ пришел? Что ты думать?

– Думаю, что мои друзья закупят оружие и скоро его пришлют.

– Хорошо, Лука. Быть ждать.

– Вы не собираетесь напасть на усадьбы? – осмелился спросить Лука.

– Мы война хотеть нет. Француз хотеть война. Мы хотеть защита свой земля!

При этих словах лицо Катуари показалось Луке злым, твердым и решительным.

– Мне это понятно, мадам, – торопливо ответил Лука. – Моя земля так же захвачена врагами, и ее у нас постоянно отнимают. Но что я могу сделать для вашего народа? Он слишком слаб против французов. Они не дадут вам жить на своей земле. Таковы законы белого человека, мадам.

Она пристально вглядывалась в его лицо, словно пыталась проникнуть в самые сокровенные мысли. Потом спросила жестко:

– Ты хотеть мы покорность?

– Мне трудно теперь советовать, мадам. Я сам пленник. Но думаю, что вам ничто не поможет. Смирение лишь продлит ваше существование. Французам нужны земли и рабы. Или вы подчинитесь, или они вас уничтожат.

– А ты? – спросила индианка с каким-то странным оттенком в голосе.

– Я готов жить с вами на правах соседей. Я не питаю к вам ничего плохого, но вы не сможете принять условия французов. Их жизнь далека от вашей, и ужиться будет невозможно.

– Ты француз помогать?

– Нет, мадам, но и вредить вам у меня желания нет. Я хотел бы быть с вами в дружбе.

– Я вера ты. И ты быть свобода. Когда мушкет быть мы.

Лука понял, что аудиенция закончена. Он поклонился и удалился со смутным предчувствием чего-то необычного и томительного одновременно.

Гости пробыли в деревне еще два дня. Лука так и не понял, для чего они приходили.

В день их ухода Лука наблюдал за сборами в дорогу, потом, определив, что индианка не появляется, направился к своей хижине и ощутил чей-то пытливый взгляд. Он быстро обернулся и успел заметить, как Катуари отвернулась, явно не желая, чтобы Лука заметил ее движение и взгляд.

«Почему она так резко отвернулась? – подумал он, и сердце его тревожно забилось. – Что может означать это?»

Потом Катуари ни разу на него не взглянула, хотя гости прошли в шести шагах. Он проводил ее глазами. Лицо было у нее бесстрастное, гордое, независимое. А Лука подумал, что она и здесь, на Гваделупе, пользуется почему-то немалым почетом.

Он не отрывал глаз от стройной фигуры, пока та не исчезла за поворотом тропы и не скрылась в зелени подлеска.

Остаток дня Лука часто возвращался мыслями к индианке. Это были волнующие и томительные размышления. Ему было жаль снова расставаться с этой странной и гордой женщиной.

Потом его кольнула мысль, что она вовсе не мадемуазель, как он считал. Но где же ее муж? Он ничего и никогда о нем не слышал.

Теперь он решил расспросить молодого индейца, что перетолмачивал его речь. Найти того было просто.

– Окуопа, – спросил Лука, остановив индейца у большого общего дома, – я бы хотел задать тебе несколько вопросов. Ты можешь со мной говорить?

Тот некоторое время смотрел на Луку.

– Что хотеть белый человек знать?

– Кто эта Катуари? И почему она здесь была?

– Зачем белый человек хотеть знать?

– Мы с ней встречались на Доминике. Расскажи о ней.

– Окуопа плохо понять ты, белый человек.

– Ну, кто она такая? – не отставал Лука. – Поведай! Прошу тебя.

Индеец помолчал, словно обдумывая, стоит ли продолжать разговор. И все же ответил, тщательно подбирая слова:

– Катуари, племянница вождя с Доминики. А приплыть они туда с остров на север, – и индеец махнул в нужную сторону, – с Лиамуиги. Их выгнать оттуда три или четыре года англичанин.

– Я не слыхал такого острова, Окуопа. Где это?

– Белый человек звать остров Сент-Киттс, белый человек.

– Что-то припоминаю. И кто муж Катуари?

– Муж уходить в рай. Так говорить белый человек. Два год, – и индеец показал два пальца. И добавил: – Война с белый человек. Британ убил.

Эта новость почему-то отозвалась в душе Луки спокойствием и радостью. Настроение поднялось. И он спросил торопливо, заметив, что Окуопа намеревается уходить:

– А почему у Катуари синие глаза и светлая кожа, Окуопа?

Индеец призадумался, но ответил:

– Мать Катуари быть белый человек. Быть плен. Умерла давно.

Лука проводил индейца благодарным взглядом. Теперь он многое знал об индианке.

Но долго раздумывать о своем ему не пришлось. Уже на следующий день прибежал в деревню индеец, и жители с повышенным интересов стали поглядывать на Луку.

Вскоре Окуопа позвал его к старикам и вождю.

Выслушав вождя, он перевел:

– Твой друг дать лист, белый человек. Разрешать смотреть, – и протянул клочок бумаги.