Но щеголь «фарассанья», особенно, если он еще притом начальник, этим не ограничивается. На шею лошади, сейчас за ушами, вешается широкий ошейник, весь усеянный золотыми и серебрянными таблетками, бусами и цепочками, внизу звенит бубенчик или маленький колокольчик, все ремни уздечки проложены золотом или серебром. Негус жалует за храбрость наборы из металла на нагрудник и на пахвы, круп накрывается шелковым покровом, расшитым золотой канителью. Все гремит и звенит на коне. Бедная лошадь с ее чистыми формами забыта под пестрыми красками богатого убора, ее глаза грустно глядят в промежутки между широкими и пестрыми ремнями оголовья, и вся она нервна от боли во рту, играет слабыми больными ногами, неся далеко в отделе пышный хвост…
Всадник одет пышнее, чем пехотинец. На его плечах всегда болтается какая-нибудь пестрая тряпка, на подобие лемпта, или шкура леопарда, или просто овчина с длинным рыжим мехом. На правом плече висит ружье Гра или другой системы, тут же заткнута за пояс длинная и кривая сабля в сафьяновых ножнах, а в руке, всегда наготове, для потехи, две длинных и прочных трости, которые, играя, абиссинцы мечут друг в друга. Только вольные галласские дружины сохранили дротики, как оружие, абиссинцы же давно перешли к ружьям и саблям.
Вся езда абиссинской кавалерии основана на равновесии, или, как говорится, абиссинцы сидят «на честном слове». Как все народы Востока, они садятся на лошадь с правой стороны, вставляя в стремя лишь один большой палец ноги. Положение корпуса отвесно на всех аллюрах, скорее даже с легким уклоном назад, нежели вперед. Абиссинец ездит шагом, собранным манежным галопом, не различая ног, и в карьер. Ездят очень смело и держатся в седле крепко шенкелями, а не шлюссом. Лошади на своих ужасных мундштуках весьма поворотливы. Абиссинский всадник не держит все время повода в руке, но хватает его только тогда, когда ему надо повернуть или остановить лошадь. Лошадь подается вперед неохотно — всадник все время работает шенкелями, на галопе же и на карьере его ноги имеют вид весел быстро идущей лодки. Рысью почти не ездят, предпочитая в таких случаях спешиваться и бежать, ведя лошадь за тоненький чумбур, привязанный к оголовью снизу ганашей.
Абиссинские всадники не обучаются верховой езде, но предполагается, что всякий абиссинец умеет, ездить верхом. Единственным упражнением абиссинской конницы является довольно популярная игра в «гукс». Игра эта состоит в метании тоненьких и длинных палочек друг в друга, как на карьере, так и с остановки. Мечут очень ловко. Всякий раз палочка падает у ног противника. Выпущенную трость поднимают, сгибаясь с седла, но всякий раз останавливая для этого лошадь. На лошадь садятся тяжело, всегда при помощи стремени, я никогда не видел, чтобы абиссинец прыжком сел в седло, и адъютантский, и драгунский прыжки казаков русской миссии их приводили в изумление. Посадка и манера езды однообразна. Пустив лошадь в галоп, всадник поддерживает ее на этом аллюре поводом и шенкелями обеих ног. Лошадь произвольно меняет ноги (крестит), чаще же идет неправильным галопом, кидая почти одновременно обе ноги вперед и сильно садясь назад, — такой аллюр считается особенно красивым. Увидав другого всадника, абиссинский кавалерист выпускает свою лошадь в карьер и потрясает в руке своими палочками, приглашая тем самым к игре в гукс. Обогнав противника, он разом останавливает лошадь и кидает один дротик назад, a затем снова скачет, поощряя своего коня ударами шенкелей и взмахами курбача (плети).
Походные движения конница совершает вперемежку с пехотой. Всадники едут на мулах, а лошадей, на-крытых уборами, слуги ведут сзади вповоду. По приходе на ночлег, лошадей расседлывают и пускают пастись вместе с мулами. Редко привязывают к деревьям и никогда не треножат. Когда абиссинцы увидали, как мы надеваем треноги на наших лошадей и мулов, они пресерьезно нас уверяли, что животные наши поломают себе ноги. Ни на походе, ни на биваке кавалерия ни сторожевой, ни разведывательной службы на лошадях не несет.
И в бою роль абиссинской конницы маловажна… Она никогда не отважится атаковать противника, но лишь преследует опрокинутого и обращенного в бегство пехотой неприятеля. В бою конницу употребляют для выполнения тех хитроумных стратагем, на которые так падки абиссинские начальники. Строй всегда рассыпной, подобно казацкой лаве. Появившись неожиданно где-нибудь на фланге противника, конный отряд останавливается и назойливо начинает обстреливать его, стреляя с коня, и вызывает тем на передвижение, выгодное для пехоты. Как скоро противник двинется для отражения конницы — эта последняя дает тыл и исчезает в горах, чтобы снова собраться и грозить нападением с противоположной стороны. Ни команд, ни сигналов при этом нет, но все кричит и галдит, подавая свои советы, давая указания и приказания.