У самой дороги расположились краснорядцы. Прямо на земле постланы циновки и на циновках лежат штуки белой материи — местного производства, на рубахи, шамы и панталоны, и английская ткань на палатки, и готовые шамы с зеленым, красным и синим кантами, и бурочный черный войлок, и сшиты
Внизу под горой, на западной ее стороне приютились за высокой хворостяной оградой уютные домики французских колонистов Савуре и Трулье. У них вы найдете все, что вам нужно — и ружья Гра, для вооружения ваших слуг, и патроны, и машинное масло по 1 рублю за флакон, и варенье 1 рубль 25 копеек фунт, и печенье Феликса Потена в Париже, и коньяк, и ром, и вино, и табак, и гвозди, и сапоги, словом весь, мелкий обиход европейца; всего понемногу. Но Трулье и Савуре жалуются на застой торговли, только и живут наезжими европейцами; абиссинцы же ничего не покупают. За их домами несколько хижин, дальше широкая пыльная дорога между полей желтой травы, дорога к таинственному Нилу.
Торговля Аддис-Абебы, однако, не заканчивается габайей, да двумя французскими магазинами. Подле дома абуны Матеоса, за мостиком, перекинутым через искусственный ручей, находится лавка армянина. Здесь торгуют сукном, цветными шелками, шарфами, кумачом, ситцем и всякой мелочью. Торговля идет тоже не Бог весть, как блестяще, лавка стоит под замком и хозяин жирный, толстый и седой, в грязном халате, появляется лишь при виде покупателя и, кряхтя и охая, идет отворять свой магазин. По дороге к Гэби живет булочник, что печет вкусное фурно — вот и все торговые заведения столицы эфиопской империи…
Между Гэби и рынком, в лощине, насажена гэша в саду с каменной белой стеной; видны плантации сахарного тростника и банановый сад. На соседнем холме большая церковь с густой и зеленой рощей кругом, потом опять балка, крутая, с каменистым, почти отвесным спуском и таким же подъемом, дом Ичигэ, окруженный бездной построек, хорошенький домик m-sieur Ильга, с соломенной белой крышей, ни дать, ни взять, усадьба малороссийского помещика, потом туда, на север, длинное ровное поле, поросшее изумрудной травкон, и большое и роскошное именье m-sieur Лагарда, французского резидента. Тут ни длинный, почти по-европейски устроенный дом, крытый соломой, и двор для ашкеров, наполненный соломенными хижинами, и громадный сад, и огород, сбегающий к мутной Хабане.
За домом французского резидента высокая, почти отвесная гора и на ней белая церковь, окруженная массой черных приземистых хижин, в беспорядке липнущих к ней — это старинный город Антото.
Если от дома Лагарда пойти вниз по Хабане, то вы встретите дорогой бездну прачек и мужского, женского пола. Без мыла они полощут шамы и рубахи в реке, купаются тут же и сами и все вперемежку, или в задумчивой и степенной позе голые сидят на берегу на желтой траве перед разостланным бельем в ожидании, когда солнце его высушит; дальше на линии Гэби по правому берегу двор нашего «Красного Креста» и русский госпиталь и по левому, в версте от реки, у самой горы, вы увидите хворостяной забор, русский флаг на шесте над ним и чистые белые палатки — это русский посольский двор. За ним деревенька, несколько палаток наезжих купцов и бесконечные желтые поля, уходящие на восток