Казаки в Абиссинии

Но куда же идет эта дорога? По пустыне так мало проложено тропинок, что вряд ли это дорога не на Джибути…! А что, как в Зейлу?… Что ж. Падать духом нечего. Придется собрать последние силы и без пищи и питья идти до Зейлы, там явиться английскому резиденту и просит его помощи отправиться в Аддис-Абебу… А тем временем на биваке?!!.. Отчаянное, скверное положение. У меня оставалось еще три патрона с бекасинником и два е разрывной пулей. Я выстрелил на воздух один раз, потом еще и еще. И вот далеко в горах, в стороне от дороги, я услышал голоса.

Люди!.. как я обрадовался им, этим людям. Кто бы ни были они, но они могут меня провести в Баяде. Если даже это дикий Гадебурси и тогда, с одной стороны, два патрона с пулей, с другой закон гостеприимства, порука в моем спасении.

И я стал кричать. Из гор мне слышались ответы. Я свернул с дороги и, шагая через мимозы, побрел по каменистому склону в гору. Ho как убедить дикаря, чтобы он шел навстречу, как вызвать его на помощь. По сомалийски я знал только два слова: «ория» — господин, человек и «аурка» — верблюд. По счастью есть одно слово, общепонятное для всех народов востока Азии и Африки и для всех одинаково заманчивое. Слово это «бакшиш ««на чай».

И вот я стал кричать: «ория сомаль, бакшиш! бакшиш «!!

Слово произвело магическое действие. Ответный голос приближался и, наконец, в нескольких шагах от меня показался сомалиец с копьем и щитом и маленькой деревянной бутылкой в руке. Белая шама, украшенная черными квадратами, расположенными в шахматном порядке, была живописно закинута через плечо. Подойдя почти вплотную ко мне, он протянул руку и сказал: «бакшиш».

— «Бакшиш Баядэ», отвечал я. «Москов ашкер Баядэ, бакшиш».

— «Оуэ»! дикарь открыл свою гомбу и предложил мне козьего молока, я отрицательно закачал головой и упрямо повторял «Баядэ, Баядэ».

Дикарь показал, что ему нужно отнести гомбу с молоком домой, взял меня за руку и повел в гору. Он вел меня осторожно, указывая на каждый камень, на каждую мимозу. В полугоре показался костер. Он горел перед маленькой круглой хижиной, сплетенной из камыша и из соломы, с конической крышей. Хижина имела не более сажени в диаметре и аршина два вышины. Стадо коз и овец, сбившись подле в кучу, стояло в маленьком загоне из мимоз. Молодая сомалийка в красном платке и пестром платье сидела подле костра и подбрасывала в него сухие ветки. Двое маленьких, совершенно голых детей, стояли у дверей хижины.

Сомалийка предложила мне молока — я опять отказался, но муж ее настаивал и, чтобы не обидеть их, я сделал несколько глотков, а потом, попрощавшись с женой, я протянул мужу руку и снова сказал: «Баядэ!»

— «Оуэ!» Сомаль задрапировался в шаму и пошел, положив копье на плечо. Я пошел за ним. Он вывел меня на ту же дорогу, по которой я шел, и мы бодро зашагали в противоположную сторону.

— «Джибути», сказал сомаль, указывая в одном направлении — «Харар», махнул он рукой в другую сторону.

Мы шли долго. Он указывал мне на камни, на ветви мимозы, иногда даже отводил их рукой.

Почти час прошагали мы так. И вот вдали послышались выстрелы.

Я ответил, за выстрелами стали слышны голоса, показались, наконец, огни и я увидел на вершине холма доктора Л., фармацевта Л-ва, нескольких казаков, вышедших мне навстречу. Оказывается, отсутствие мое из лагеря произвело весьма сильное впечатление на всех. Абан Либэх подлил масла в огонь беспокойства.

— «Ici somal mechant», сказал он, «ici on peut pas marcher seul la nuit».

Сейчас же разослали искать меня всю абиссинскую прислугу, подняли казаков, жгли бенгальские огни, стреляли залпами.

Я наскоро пообедал и лег спать. Усталость была слишком сильна, а с 12-ти часов ночи нужно было заступать на дежурство.

11-го (23-го) декабря. От Баядэ до Дусе-Кармунэ 34 версты. С утра начали грузиться. Дело пошло, казалось, так скоро и удачно, что можно было думать о скором выступлении, однако, мы ошиблись. He прошло и получаса, как абан уже ходил с лицом, облитым кровью. Все верблюдовожатые наши вооружены маленькими топориками на длинных рукоятках, копьями и кинжалами.

Вот таким-то топориком один из сомалей рассек правую бровь абану. Оказалось, что абан принуждал брать правильный груз, а верблюдовожатые отказывались, произошла драка и схватились за ножи. Часть груза была брошена и валялась среди пустыни, для нее надо было возвратить верблюда. Co всеми этими проволочками, недоразумениями и драками едва могли выступить в 8 часов утра.

Порядок следования был такой: впереди — начальник миссии, его супруга, доктора, офицеры и одно отделение казаков, затем арабский караван, вышедший с К-им, потом сомалийский караван. Казаки конвоя были разбросаны вдоль по каравану для побуждения сомалей к скорейшему движению, для помощи при нагрузке и для обороны, в случае нападения. Сзади каравана шли два казака и офицер. Все время двигались шагом.