Казань (СИ)

Горничная разбудила лакея, послала отворять дверь подъезда, а сама побежала в спальню хозяйки.

Настасья Григорьевна, уже разбуженная шумом, сидела на постели и спросонья имела вид совершенно перепуганный.

– Пожар?! – воскликнула она при виде горничной.

– Никак нет! Ганс Христофорович стучится. Андрей уже отворяет им.

– Да что такое? Что ему нужно?

– Не знаю-с… Только в окно мне закричали: «Отпирай!» И голос такой у них отчаянный… Должно, приключилось что-нибудь.

В ту же минуту раздались по квартире скорые шаги капитана. Он вошёл в спальню, крикнул на горничную: «Пошла вон!» – и опустился в кресло около постели полураздетой женщины, как если бы пробежал десять вёрст без передышки.

– Что такое?! – ахнула Настасья Григорьевна. Капитан был ее любовником, случалось ему оставаться у неё ночью, но не являться так, вдруг…

Зейдель закрыл лицо руками, потом провёл ими по голове, а потом замахал ими на женщину. Жест говорил такое, что сразу и сказать нельзя. Целое происшествие! Событие внезапное и страшное.

– Господи Иисусе Христе! – перекрестилась Ростоцкая. – Да что же это ты? Говори скорей!

– Слушай, Настенька, слушай в оба! Дело важнейшее. Дело смертельное.

– Ох, что ты!

– Смертельное, тебе говорю. Либо мне сейчас помирать, либо нет! И всё от тебя зависит.

– О, Господи!

– Да. Слушай! Был я у князя светлейшего князя Орлова вечером! Праздновали насчет победы над московскими бунтовщиками.

– И что же?

– Решили банчок сообразить. Дулись в карты всю ночь. Я был в страшнейшем выигрыше. До семи тысяч хватил. А там всё спустил, что было с собой и что в столе найдётся, и не удовольствовался. Дом свой предложил… И дом проиграл!

– Как дом?! – вскрикнула Ростоцкая.

– Да так!

– Да нешто это можно! Ведь на деньги играют, сам ты всегда сказывал. А нешто на дома играют?

– Ничего ты не понимаешь, глупая женщина! – воскликнул капитан – Толком тебе говорю: всё спустил, ничего у меня нет. Часы – и те, почитай, князевы, если платить ему. И теперь мне остаётся одно – руки на себя наложить, застрелиться. Я вот так и порешил.

– С ума ты спятил?

– Нет, дело решённое! Вот сюда и приехал к тебе. И тут же вот около тебя и застрелюсь!

Зейдель вынул из большого кармана камзола пистолет и показал его. Ростоцкая ахнула и замахала руками:

– Стой! Стой! Выстрелит! Убьёшь!

– Не бойся, тебя не убью. А сам вот сейчас тут же застрелюсь, если ты не будешь согласна меня спасти.

– Да как же?! Что я могу? У меня денег всего…

– Многое можешь! Слушай!

И Зейдель, перебиваемый удивлёнными вопросами женщины, подробно рассказал ей, что не только можно играть на вещи и на дома, но можно ставить на карту и собак, и лошадей, и даже крепостных целыми деревнями.

– Всё нынче прошло! – прибавил капитан. – Чего-чего нынче у князя не выиграли и не проиграли.

Наконец, постепенно, чтобы сразу не перепугать чересчур Ростоцкую, капитан дошёл и до главного: солгав, конечно, он объяснил женщине, что у князя на вечере сегодня была поставлена на карту одним офицером его собственная законная жена и он отыгрался. Но так как он, Зейдель, не женат, то отыграться на этот лад не мог. У него никого нет, даже крепостных холопов нет. И для него одно спасение. Он просил князя позволить отыграть всё проигранное, поставя на карту женщину, хотя ему и чужую, но любящую его и готовую его спасти.

И Зейдель прибавил:

– Спаси меня, Настенька! Дозволь отыграться на тебе.

Женщина чувствовала, что сидит в каком-то сне наяву. Она не сразу поняла и заставила капитана снова повторить то же и снова объяснить всё. Наконец она поняла и зарыдала.

– Чего же ты?

– Как чего? Страшно.

– Да чего же страшно-то?

– Не знаю…

– Ну, как хочешь! Это одно спасение! Коли тебе меня не жаль, то Бог с тобой! Стало быть, больше ничего не остаётся…

Капитан снова взял пистолет в руки и стал осматривать его.

– Стой! Стой! – закричала Настасья Григорьевна.

И она выскочила из постели и ухватила его со всей силой за руки.

– Говори, Как быть? Что надо делать?

– Одеваться и ехать.

– Как одеваться?!

– Да так! И ехать со мной!

– Куда? – с ужасом вскрикнула женщина.

– К Орлову! В Кремль.

– Как к князю? Когда?

– Сейчас вот! Одевайся, и поедем!

– Да зачем?

– А затем, чтобы он тебя видел. Он без этого не согласен. Но я знаю, что, повидав тебя, он согласится. Ведь это только, конечно, к примеру, Настенька. Пойми! Проиграть я не могу. Приедешь, князь на тебя посмотрит… Ну, посидишь в гостиной… А я поставлю тебя на карту и отыграю свои тридцать тысяч.

– Как же то есть на карту? На стол лезть?

– Да нет, глупая! Уж ты одевайся, и поедем.

Настасья Григорьевна, не только перепуганная, но совершенно как бы очумелая, начала одеваться. Изредка она останавливалась, всхлипывала и говорила покорно:

– Ганс! Помилуй! Что же это такое?

Но капитан в ответ брал в руки пистолет и поднимал его к виску.

Через четверть часа капитан и Ростоцкая сидели уже в его санях и среди ночи быстро двигались по вымершим переулкам. Гвардейцы Орлова частым гребнем прошлись по Москве, похватали и поубивали бунтующих.