– Постой, Миша, ежели вопрос тот серьёзный, о нём – потом. В столовой звенят посудой. И как аппетитно оттуда пахнет. Поужинаем, погуляем и тогда и на твой деликатный вопрос ответим со всей искренностью и правдою.
Сумароков обнял за талию Хераскова и повёл его в столовую. Там уже придворный лакей поднимал крышку с овального блюда, и мягкий аромат жареной рыбы, цыплят тонко щекотал обоняние хозяина и гостя.
Ночью начали сниться кошмары. Во сне приходит Харлова с разрубленным лицом, стоит у кровати, смотрит. И ведь отпели ее как положено, похоронили по-христиански…Я еще заезжал в церковь – заказал поминальные службы.
Иногда Татьяна приходит не одна – с Колей. Парень стоит рядом, держится за подол. Брат с сестрой молчат, лишь смотрят. Я чувствовал, что начинаю сходить с ума, поэтому в один из вечеров приказал Агафье “взбить” мне подушки. Девушка резко покраснела, опустила голову. Молча пошла вперед со свечой. По дороге тихо спросила – Не брезгуете, царь-батюшка?
Конечно, лучше бы уединиться с Машей. Но ее не отпускал из госпиталя отец. Я, конечно, мог пренебречь его мнением, но Максимов был мне сильно нужен – только начал делать массовые прививки в войсках от оспы. Горожан тоже лечил успешно – с момента захвата города в Казани не было ни одной эпидемии.
– Что же брезговать? Ходила с дворянами ты не по своей воле, насильно.
Мы зашли в спальню, Агафья зайдя за шкаф начала расшнуровывать платье и расплетать косу. Я уселся на кровать принялся стаскивать сапоги.
– Погодь, Петр Федорович, я помогу.
Даже не раздевшись толком, Агафья бросилась стаскивать с меня обувь. Ее большая грудь с темными сосками вывалилась из лифа и тут уж я не выдержал. Прямо в сапогах, повалил девушку на кровать, задрал подол, сам скинул штаны и подштаники. Резко вошел.
Агафья застонала, подалась вперед. Девственницей она, разумеется, не оказалась, но и большого постельного опыта я тоже не обнаружил. Сношение оказалось пресным и напоминало больше разрядку для обоих.
С Татьяной, да даже с невинной Машей, было больше страсти и чувств. Впрочем какое-то единение мы почувствовали, Агафья прижалась ко мне сбоку, стала напевать какую-то заунывную русскую песню. Что-то про тоску, про душу, что хочет неба…
– Татьяна ко мне во сне является – внезапно сознался я – Плохо является.
– Ай ты батюшки! Мытарства то ее идут худо!
Агафья начала рассказывать, что после смерти человеческого тела ведомая ангелами душа христианина восходит к Богу. На этом пути душу встречают падшие бесы, родоначальники всех грехов и пороков. Они препятствуют ее восхождению своими обвинениями, тянут в ад. Или хотя бы обратно на Землю.
– Дела у нее тут неоконченные остались – уверенно произнесла девушка.
– Какие же?
– Вестимо какие – братик ее, Коленька. Отпустил бы ты его царь-батюшка.
– Предателя этого? Ведомо тебе, что Харлов и пустил державинских в дом? – я рывком отстранился.
– Ведомо, Петр Федорович – Агафья взяла меня за руку – Бог прощать велел! И Танечека не упокоится покель с братом беда такая.
Я тяжело вздохнул, задул свечу.
Парикмахер закончил убор императрицы, удалился, и Екатерина Алексеевна рассматривала себя в зеркале одного из её роскошных чеканных туалетов. Она была румяна, ещё сияли тёмно-серые глаза из-под соболиных бровей, каштановые волосы отливали золотом. Шитое серебром синее платье открывало в лифе высокую грудь. Хороша!
– Вы великолепны, ваше величество! – польстил императрице секретарь Александр Храповицкий. Он с поклоном сам открыл дверь в Золотую анфиладу Царскосельского дворца.
– Опять вчера пьянствовал? – грозно спросила Екатерина – Духом от тебя, братец, тяжелым несет.
– Как можно-с! – Храповицкий поклонился, пропуская императрицу вперед – Так-с с друзьями немного жженки испробовали у лейб-гвардейцев.
– Начинай прием – Екатерина прошла в кабинет, села в кресло. Лакеи принесли маленькие кремовые пирожные, чай.
Первым вошел граф Чернышев с папкой. Поцеловал руку, начал долго и нудно на карте показывать ход военных действий на юге, жаловался на самоуправство Суворова.
– Победителей не судят – махнула рукой Екатерина – Не о том молвишь, Захар Григорьевич! Что с там с маркизом?
– Твердых сведений о происходящем в казанской губернии нет – вздохнул граф – Орлов должен был днями из Москвы выдвинуться к Новгороду.
– Почему же не выдвинулся? – грозно нахмурилась Екатерина.
– Пьянствует – коротко ответил Чернышев.
– Вот депеша-с от Павла Петровича – неслышной тенью скользнул в кабинет Храповицкий.
Екатерина вскрыла письмо, начала читать. В раздражении бросила бумагу на секретер.
– Ей Богу! Как кошка с собакой! Сей же час Захар Григорьевич, отпишите Орлову выдвигаться к Казани. И я тоже дам указ на сей счет. Иначе вместе с ним вся гвардия сопьется. Кто будет бить маркиза?
После Чернышева пришел тяжело дышащий Суворов старший. Опять обсуждали военные дела, потом польские. Глава Тайной экспедиции подал Екатерине доклад о воровстве киевского губернатора.