Казанова

Сначала таковым утешением стала Сара, будущая жена Гудара. Затем Гудар, продолжавший числиться среди приятелей Казановы, подыскал ему знатное, но нищее семейство, состоявшее из матери и пятерых дочерей, старшей из которых было двадцать два года, а младшей — четырнадцать лет. Семейство прибыло в Лондон из Ганновера, поэтому сестры получили от Казановы прозвище ганноверских барышень. Мать безуспешно добивалась от двора денежной компенсации за покойного мужа, а дочери утешали ее, пытаясь вести жалкое хозяйство. Когда Казанова явился к ним, семейство пребывало в крайней нужде: девочкам не на что было купить хлеба к обеду, а мать с минуты на минуту ожидала появления квартального, ибо не могла заплатить за комнату, и хозяин пригрозил заявить в полицию. Воспоминания о Шарпийон были еще свежи, поэтому Казанова напрямую предложил матери деньги в обмен на невинность ее дочерей. Но женщина гордо ответила, что ее дочери благородного происхождения и не станут заниматься проституцией. Понимая, что для любого вельможи заплатить ее долг квартирохозяину ничего не стоит, она стала взывать к милосердию Казановы, как уже до этого ее девочки пытались разжалобить нескольких придворных. Если бы история с Шарпийон была не столь свежа в его памяти, Соблазнитель, быть может, и расчувствовался бы, ибо, надо отдать ему должное, жалость ему была не чужда, особенно по отношению к женщинам. Но в то время он видел в каждой девице, просящей у него помощи, пиявку, готовую присосаться к его кошельку и ничего не дать взамен.

Крайне раздосадованный, Соблазнитель покинул убогое жилище барышень: все пятеро ему приглянулись, и ему чрезвычайно хотелось продолжить знакомство, разумеется, на собственный манер. Досадовал он недолго: после того как мать девушек заключили в долговую тюрьму, все пятеро явились к Казанове, готовые на все, лишь бы он внес залог и освободил мать из тюрьмы. Первой к Соблазнителю пришла старшая сестра. Венецианец принес в жертву божеству Любви ее невинность, однако удовольствия ему это не доставило, он полагал, что, ложась с ним в постель, любовница не только исполняет свою работу, но и получает удовольствие. Ганноверская же барышня явно приравняла любовь Соблазнителя к каторжным работам. Выставив ее за дверь, он заявил остальным, что каторжанки ему не нужны и платить им он не собирается. К счастью, одной из сестер, Габриэли, Соблазнитель действительно приглянулся, и для нее потеря невинности в его объятиях не стала тяжким наказанием, ниспосланным свыше за грехи. И хотя в конце концов Казанова приобщил к радостям Венеры всех сестер, Габриэль дольше всех оставалась его любовницей и даже успела привязаться к нему. Обожая верховую езду, она ездила вместе с Казановой на прогулки и, можно сказать, излечила его раны, нанесенные Шарпийон. Со своей стороны Соблазнитель исполнил свои обещания и обеспечил семейству вполне сносное существование. Он даже вызволил из тюрьмы жениха старшей барышни, неаполитанского маркиза Петина, личность, по словам Казановы, весьма бесцветную и уродливую. Тем не менее старшая барышня сбежала с маркизом, написав в оставленной родным записке, что у себя на родине маркиз собирается на ней жениться. Так что когда семейству пришла пора возвращаться к себе в Ганновер, расставание их с Казановой было даже сердечным. За время их знакомства Соблазнитель успел по-своему полюбить барышень, а те — привязаться к своему «покровителю».

Вспоминая историю с ганноверскими барышнями, Казанова называет себя libertin de profession, «истинным либертеном», иначе «записным распутником». Порожденная XVIII столетием философия либертинажа, распространенная среди верхушки общества, являла собой культ чувственного наслаждения, которое превращало любовь во влечение, а страсть — в каприз, порождение не чувствительного сердца, но извращенного ума, отчего наслаждение нередко шло рука об руку с жестокостью. Либертенами именовали просвещенных распутников, умных, циничных, знающих жизнь и свет, многоопытных в любовных делах и готовых ради получения наслаждения унижать предмет своей любовной страсти. Либертен не верил в Бога, смеялся над Божественным провидением и богохульствовал. В литературе того времени герой-либертен уподоблялся воину на поле любовной брани. Задачей этого воина было разбить и уничтожить врага, роль которого отводилась женщине. Покоряя и унижая свою жертву, либертен самоутверждался. Возлюбленная не интересовала его как личность, она привлекала его прежде всего как предмет удовлетворения его страсти. Блестящее воспитание, превосходное образование и острый ум либертена сочетались с душевной испорченностью, крайним эгоизмом и цинизмом. Классическими примерами персонажей-либертенов стали герои печально известных романов де Сада «120 дней Содома» и «Жюльетта, или Благодеяния порока», адепты преступной философии порока, проповедники безнаказанности и вседозволенности для избранных натур.