Казанова

Джакомо проглотил обиду легче, чем хотел бы это показать. Никто, впрочем, на них не смотрел и разговора не слышал, а перед Бинетти не стоило прикидываться. Он очень сожалеет… где же это могло быть, в Париже, а может, в Гамбурге, или он так метко попал в цель в этом проклятом Штутгарте после того, как она вызволила его из тюрьмы? Ужасно неприятно… откуда ему знать где, если он не знает когда; у него душа болит, но раз ее материнское сердце подсказывает, что так нужно, — он согласен. Пусть будет, как она хочет. Нежно обнял Бинетти. И все же еще в одной попытке он себе не откажет.

— Когда это было?

— Разве это важно?

— Важно. Хотя бы для Лили.

— Она удовольствуется тем, что я ей скажу.

«Бог мой, — подумал Джакомо, — видно, я ее сильно ранил, раз она столько лет скрывала правду. Но до недавнего времени и обиду ухитрялась скрывать. Притом настолько ловко, что в последние дни даже приходилось избегать ее пылкого внимания».

— В Париже?

Бинетти молчала, но на лице у нее промелькнуло подобие улыбки. Словно ей надоело притворяться суровой и она была не прочь восстановить прежние дружеские отношения. Видимо, не все ужасно в их общих воспоминаниях. Они, как безумные, занимались любовью дни и ночи напролет, расставались, встречались годы спустя, вновь предавались страсти, вновь расставались… Неужто здесь, в Варшаве, должно быть по-другому? Сейчас по-другому, но ведь это лишь минутное недоразумение, не более того. Катай? Разве он виноват? Она же сама подсунула ему эту девку.

— Мы еще можем за все себя вознаградить.

Разрумянившаяся от волнения, сердитая, но уже готовая смягчиться Бинетти показалась ему соблазнительной, как никогда. Они могли б здесь остаться, зал снят до завтра. А за сценой есть очень уютное местечко. Сейчас он всех выпроводит. Репетиция, собственно, уже закончилась. Нет, не уговорил. Она колеблется. Он слишком рано предвкушал победу. В чем дело? Не доверяет. Она что, дураком его считает? Не желает, чтобы он проявлял отцовскую заботу? Ну и не надо, у него найдутся занятия поинтересней, да и не привык он лезть, куда не просят.

— Хорошо. Все будет по-прежнему. Этой проблемы просто не существует.

Ага, теперь уже лучше. Бинетти с явным облегчением вздохнула, а он крепко сжал ее руку. Если только это мешало… Он готов прямо здесь, на полу, на мокрых опилках — так, пожалуй, будет даже пикантнее… Самым чарующим шепотом дохнул ей в ухо:

— Надеюсь, ты не считаешь, что это мой дебют в роли ненавязчивого отца? И предел моих возможностей?

Нет, не таких слов она ждала. Он попал пальцем в небо. Вырвала руку, злобно фыркнула и, повернувшись на каблуках, стремительно, точно кобыла Казимежа, понеслась к двери. Так и брызнули в стороны сырые опилки, на которые он собирался ее повалить. Не повалит. О, святое лицемерие! Без клятв в верности не обойтись. Никогда и нигде. Видимо, даже в борделе. Merde, так и вообще руки опустятся.

Хотя нет. Напротив: Джакомо ощутил неожиданный прилив сил. Вот сюрприз. Помощников отпустил. Пусть хорошенько отдохнут перед завтрашним днем. Он еще немного поработает. Вместе — он остановил ее на пороге — с Полей.

Никогда раньше он такого не видел, хотя знал, что это возможно. Флорентийский бродяга, который в грязной харчевне на берегу Арно демонстрировал ему — по пьяной прихоти или в надежде подзаработать — свои необыкновенные способности, к утру почти совсем отключился и мог только бормотать что-то невразумительное. Один раз и он попробовал — правда, неудачно. Но теперь он, Казанова, понятливый ученик, ощущает в себе достаточно сил, чтобы сделать то, чего раньше делать не рисковал. Сегодня для него нет ничего невозможного. В самом деле: если напряжением воли удается удвоить физические силы, и даже хрупкие барышни пальчиками поднимают кого угодно, то почему бы ему одному не попытаться подбросить в воздух кого он захочет. Без посторонней помощи.

Поля неуверенно обернулась. И на ее грубоватом лице оставила след усталость. Чего ему еще нужно? На всякий случай поощряюще улыбнулась. Что эта корова себе вообразила? Известно что. Раз он бросил перед ней свой плащ, то конечно же для того, чтобы она на него плюхнулась, раздвинув ноги. Не знает, темная, что такое научный эксперимент. Сейчас узнает. Пусть только встанет на колени и постарается расслабиться. Он даст ей знак, когда будет готов.