Казанова

Неожиданно эрудиция Казановы вкупе с его любимым поэтом Горацием, коего он знал наизусть, принесла ему доход в размере двухсот золотых дукатов. На ужине, где присутствовал король, зашел разговор о «приятной сатире», и король, обращаясь к Казанове, спросил, какую сатиру Горация он мог бы назвать приятной. Венецианец ответил: «Те, кто молчать перед царем о бедности могут, получат больше, чем тот, кто просил». На следующий день, выходя из церкви, Станислав Август, стесняясь, сунул в руку Казанове сверток с двумя сотнями дукатов, коими тот расплатился с неотложными карточными долгами. С этого времени Авантюрист стал приходить по утрам к королю, и пока того причесывали, развлекал его всевозможными занимательными историями или же беседовал с ним о литературе. Все складывалось на редкость удачно, и попроси в эти утренние часы Казанова себе должности, он наверняка бы получил ее. Рассчитывая на место королевского секретаря, он, возможно, ждал, когда король сам предложит ему службу. Однако рок рассудил иначе.

В это время в главном городском театре владычицами сцены и сердец мужской части зрителей были две известные балерины: Анна Бинетти и Катерина Катай. Соперничество актрис породило соперничество среди поклонников; партию обожателей Катай возглавил Казанова, воздыхателей Бинетти — граф Браницкий[68] (быстро ставший любовником балерины). Бинетти была старая знакомая Казановы, он знал ее еще в Венеции и был ей многим обязан. Поэтому, увидев его среди своих противников, она разобиделась на него и стала гнать его из театра. Соблазнителю сие было чрезвычайно неприятно, ибо выступал он на стороне Катай исключительно потому, что ее поддерживало покровительствовавшее ему семейство Чарторыских.

Бинетти попросила своего любовника отомстить Казанове за нанесенное, как она полагала, ей оскорбление. Браницкий выбрал время, и когда после спектакля венецианец зашел в уборную к балерине Терезе Казаччи, вошел следом и оскорбил Казанову. В словесном поединке победителей не было, однако поле боя осталось за Браницким. Выразительно посмотрев на эфес шпаги, Казанова покинул уборную актрисы: он не хотел ввязываться в скандал из-за актрисы, к которой еще не успел воспылать нежными чувствами. Но стоило ему сделать всего несколько шагов, как в спину полетели слова: «Трус венецианский!» — услышанные несколькими офицерами, ставшими свидетелями оскорбления. Обернувшись, «трусливый венецианец» пригрозил убить «польского храбреца» и покинул театр, решив дождаться обидчика возле входа. Браницкий все не шел, Казанова продрог до костей и, не выдержав, отправился ужинать к Чарторыским. Так как среди гостей уже ходили слухи о столкновении Казановы и Браницкого, Авантюристу пришлось поведать обо всем воеводе российскому.

— И как вы советуете мне поступить? — завершив рассказ, спросил он.

— Тут я вам не советчик, — отвечал воевода. — Надобно делать либо все, либо ничего.

Вернувшись домой, Казанова лег спать, полагаясь на справедливость изречения «Утро вечера мудренее». Физически крепкий Казанова обычно спал долго, давая организму своему хорошенько отдохнуть. Но проклятые слова Браницкого, а главное, сознание того, что им есть свидетели, которые уже разнесли весть об оскорблении по всей Варшаве, не давали ему покоя. Пробудившись задолго до рассвета, Казанова написал Браницкому вызов и, призвав лакея, приказал тому отвезти письмо графу, отдать в собственные руки и не возвращаться без ответа. В ожидании Казанова места себе не находил: ответ графа Браницкого означал для него не просто быть поединку или нет. Если граф примет его вызов, значит, он почитает его за равного и ему не важно, что за Авантюристом не тянется длинный шлейф сиятельных предков… Граф вызов принял. Казанова преисполнился счастья и восторга. Гражданин мира встал вровень с сильными мира сего. Своим умом, своими познаниями он давно уже обогнал многих из них, но признан был впервые.