Казанские юридические школы: эволюция образовательных и научных традиций в современной юриспруденции

Как представитель исторической школы правоведения А.Г. Станиславский значительное внимание уделял обычному праву, являющемуся непосредственным выражением «народного духа», основанного на вере. Именно в этом виделось преимущество «положительного» права211 в сравнении с позитивным правом. Положительное право рассматривалось в динамике как результат исторического процесса, как складывающееся и саморазвивающееся от поколения к поколению на основе общего убеждения и согласия. В соответствии с таким подходом трактовались и правовые институты, выступавшие в качестве особых социальных явлений, исторически закономерно рождающихся, функционирующих и развивающихся в целостном едином потоке жизни каждого народа.

Методологически важной представляется его позиция, в соответствии с которой общественные явления являются продуктом исторического развития. Анализируя право как результат исторического процесса, А.Г. Станиславский рассматривал его как более широкую категорию, чем законодательство. Руководствуясь такой установкой, он разрабатывал вопросы, связанные с историческим правоведением, начиная с общинной истории русского народа в вопросе происхождения права и государства, которое рассматривается ученым-правоведом как «высшая степень развития человеческого общества»212.Отмечая органичную связь государства и законодательства в контексте значимости изучения истории права, А.Г. Станиславский писал: «Каждому моменту в развитии данного государства соответствует непременно такой же момент в развитии его законодательства, и в настоящее время никто не сомневается более, что исследователь, имея пред глазами законодательство известного народа, в историческом его развитии может делать весьма близкие к правде, иногда даже совершенно верные заключения о постепенном развитии этого народа»213.

Теоретическое направление исторического правоведения сложилось в условиях, когда «русское право стало восприниматься в юридической среде как органическая часть народной жизни»214, «в виде такого явления народной жизни, где сконцентрированы человеческие представления о необходимых правилах общения, соответствующих высшей ценности – Правде»215. Для представителей данного направления эти установки явились ключевым фактором в объяснении природы и сущности права. В основе исторической доктрины происхождения «положительного» права А.Г. Станиславского лежала идея о том, что право каждого народа как совокупность правил складывается постепенно из исторической судьбы этого народа, местных обычаев и традиций, составляющих «народный дух» права и имеющих обязательную силу у народа. С этой точки зрения право есть одно из проявлений «духа народа», а законодатель – это выразитель «духа народа». Примечательно, что наряду с такими источниками права, как законодательство и народное правосознание, А.Г. Станиславский рассматривает и науку права.

Отмечая детерминированность субъективного права объективным правом, А.Г. Станиславский рассматривал субъективное право как «известное качество лица, принадлежность его, или способность делать то или другое, поступать так или иначе, в данном каком-нибудь случае»216. При этом сообразность деяния с законами, по мнению ученого, образует справедливость. Исходя из различения двух видов закона – юридического и нравственно-религиозного - он выделяет два вида справедливости: юридическую и нравственную. По мнению А.Г. Станиславского, «сообразность действий с определениями закона общественного называется справедливостью общественной или юридической (справедливость в тесном смысле слова – justitia); сообразность же деяний и внутренних движений духа с определениями закона нравственно-религиозного называется справедливостью внутренней, или нравственной, одним словом правдою (aequitas)»217.

Особого внимания в философии А.Г Станиславского заслуживает его позиция в отношении таких проблем права, как его соотношение с законом и нравственностью. Вместе с тем следует заметить, что в рассуждениях о нравственном законе профессор был весьма категоричен, когда ограничивал познание нравственности с Божественным откровением и учением Христа.