Казанский треугольник

— Я хотел поговорить с тобой о твоей женщине, о Светлане. Мне интересно, кто из вас кого нашел, ты ее или она тебя? Не удивляйся, я ее хорошо знаю, мы вместе учились в одной школе, и я даже дрался за нее. Прошло столько лет, но ее судьба для меня по-прежнему небезразлична.

Марков сидел на стуле. Его глаза смотрели в пол.

Он никак не рассчитывал, что здесь будут интересоваться его личной жизнью.

— Я знаю, что у тебя больная мать. Насколько я владею информацией, ближайшие родственники открестились от тебя? Твой родственник Игорь Жданов, что работает у нас в министерстве, написал рапорт, в котором пишет, что никогда не был с тобой в близких отношениях. Удивлен? А я нет! Каждый выживает, как может! Но он и по натуре своей, прости меня, — крыса. Ладно, с тобой все ясно, а вот в чем виновата твоя мать? Она не учила тебя врать и воровать! То, что ты рассказывал на следствии, чепуха, я это знаю! Не верю тебе ни на грош! И будь моя воля, я бы добился от тебя всей правды! Но у меня законом связаны руки, это раз. Руки мне связала и Светлана, это два. Это она организовала шоу адвокатов, когда вы вдруг с Алмазом стали в один голос давать показания! Это она через своего бывшего мужа организовала свидания с тобой! Она умная женщина, и если ты выскочишь из этого дела, то ты по гроб обязан ей. Ей и больше никому, слышишь? Завидую тебе, Марков, большой белой завистью! Ты — вор и вдруг стал ее путеводной звездой! Об одном прошу — береги ее. Без нее ты ничего в этой жизни не стоишь! Ты просто ноль без палочки!

Марков сидел и молчал. Молчал только оттого, что не знал, что ответить.

Все, что мент говорил, было правдой. Кто он в этой жизни? Никто! Кроме того что воровать, он больше ничего делать не умеет. Рано или поздно он все равно бы попался. И правильно говорит начальник, если бы не Светлана, сидеть бы ему пятнадцать лет, это точно. Но с какой теплотой говорил он о Светлане!

Ревность вдруг жаром охватила его.

Он, наверное, как и я, до сих пор любит ее, хотя и пытается скрыть. Наверное, начальник прав, если бы не она, он бы стер его в порошок и доказал все его преступления. «Судьба и фортуна, видно, на моей стороне, но это долго продолжаться не может, и необходимо что-то предпринимать», — думал Марков.

Я смотрел на него в упор.

— Отведите меня в камеру — попросил Максим.

Вошел конвой, и Максим, еле двигаясь, направился в камеру.

* * *

Фомин лежал на топчане, глаза его были закрыты, и было трудно понять — спит или просто лежит. Максим присел на угол его лежака и внимательно посмотрел в лицо. Ровное дыхание говорило о том, что он спит, но Марков не верил. Он уже не раз видел, как Фомин преображался в доли секунды и из спящего моментально превращался в бойца, готового к драке. Такой реакции, по всей вероятности, научила Сергея тюремная жизнь, так как спящий человек там становился легкой добычей. Поэтому Максим и не верил.

— Фомин, а ты сука, — громко сказал Максим.

Фомин, словно ждал, сразу открыл глаза и резко соскочил с топчана:

— Ты отвечаешь за свой базар? Не быкуй! Ты знаешь, что за это бывает, если не можешь обосновать? Да я тебя за такие слова могу опустить, падла! Ты знаешь, какая жизнь у опущенных?

Он не успел закончить свои угрозы, как на его голову обрушился кулак Максима, и Фомин, как подкошенный, рухнул на пол. Падая, он ударился об угол шконки, и из разбитой головы ручьем потекла кровь.

Фомин попытался встать, но у него не получилось — следующие удары пришлись по руке и лицу стукача. Он опять свалился и с криком пополз к двери.

— Ломись, сука, из хаты, иначе я сам опущу тебя! — заорал Максим.

Фомин с большим усилием дополз и застучал в дверь:

— Помогите, убивают!

Из его открытого рта текла кровь. Через минуту дверь открылась и на пороге появился сержант. Увидев окровавленного Фомина, милиционер растерялся и стал спрашивать, что произошло.

— Упал. Пошел на парашу, споткнулся и упал, — невозмутимо ответил Максим.

Сержант вызвал наряд, и они втроем стали оказывать Фомину первую помощь.

Старший по наряду позвонил руководству и доложил о происшествии. Потом вызвал скорую помощь.

Скорая приехала через двадцать минут. Фомин лежал на полу без движения, по всей вероятности, без сознания. Врач бегло осмотрела и порекомендовала доставить его в межобластную больницу для заключенных, которая, насколько знал Максим, находилась при ИТК-2.

Сделав какие-то уколы, врачи уехали. Милицейская машина прибыла быстро и, погрузив Фомина на носилки, работники изолятора понесли его в машину.

Минут через пять в камеру вошел майор. Это был начальник изолятора временного содержания МВД.

— За что ты его избил? — спросил он Максима.

Максим повторил свою версию падения, однако, судя по лицу майора, эта версия его не устроила.

— Мне что, дважды спрашивать? За что ты его избил? Свою сказку расскажешь в другом месте! Это ЧП, и будет служебная проверка! Я не хочу, чтобы из-за такого говнюка, как ты, меня сняли с должности! Хочешь сберечь здоровье — говори правду!