Казарма

* (Поразительное совпадение! Совсем недавно мне тоже удалось достать "Психогигиену половой жизни" К. Имелинского. Бесспорно, что её необходимо прочитать каждому цивилизованному человеку и как можно раньше, в юности... Но вот такой казус: стоило мне предложить эту, подчеркну - изданную советским издательством и массовым тиражом, - книгу одной знакомой, взрослой, вполне интеллигентной, с высшим образованием женщине двадцати уже далеко с лишком лет, она жутко и искренне оскорбилась и перестала со мной здороваться. А сама, между прочим, никак не может понять, почему её замуж не берут... Так что насчёт варварства и невежества я с хозяином тетради согласен на все сто.)

Борис вдруг улыбнулся.

- Да-а-а, ребята, если бы здесь находился какой-нибудь любитель статистики, то он вывел бы два неоспоримых заключения. Во-первых, стал бы он утверждать, первая любовь так или иначе бывает связана с новогодним праздником: или начинается в ночь под Новый год - как у меня; или, увы, умирает - как у Павла; или, наконец, достигает кульминационной точки - как у Александра. Вывод же номер два угнетает своим трагизмом, что ли: первое сильное чувство обязательно заканчивается катастрофой. На сто процентов! Причем, - продолжал на полном серьёзе Борис, кивал на меня, - в тридцати трёх и трёх десятых процента виноваты в этом мужчины (я криво усмехнулся), ещё в одной трети случаев (кивок в сторону Паши) - другие мужчины, ну, а в той группе, к которой смело можно причислять меня, - шерше ля фам.

- Чё это за "ляфам"? - буркнул заметно надувшийся за "других мужчин" Рыжий.

- Это, - вместо Бориса пояснил я, - в переводе на русский означает чувиха виновата. Кстати, Борис, а куда твой социолог дел бы оставшуюся одну десятую процента? Ведь у нас фактически разложено по полочкам лишь девяносто девять и девять?

- Давайте не будем углубляться в дебри вычислений  и  оставим  эту долю  процента как исключение. Ведь если бы люди были уверены, что нет ни единого шанса на счастливую первую любовь, что бы они делали?

- Наверное, влюблялись бы сразу по второму разу, - сострил я.

- Не-е-е, чуваки, - убежденно рубанул Пашка, - по второму не хочу! И одного разу - во! Ну их к ё...й матери, этих баб!..

Ни с Пашкой, ни, к сожалению, с Борисом мы близкими приятелями не стали. Вылечились, разошлись по своим казармам, встречались потом от случая к случаю в клубе или солдатском кафе.

* (Рассказики и уж тем более отрывок о половой жизни, на первый взгляд, не имеют к повествованию никакого отношения, но разве это так? Во-первых, рассказы как бы демонстрируют собою образцы беллетристического творчества хозяина тетради. Во-вторых, его воспоминания о собственной первой любви ещё более четко очерчивают, проясняют его характер, суть. А в-третьих, и вообще много интересного можно почерпнуть об авторе из этой главы. Разве не видно, что, записывая рассказы уже после лазарета, постфактум, он намеренно через речь шаржирует Рыжего и, наоборот, возвышает, идеализирует Бориса? А разве не кажется порой рассказ Бориса и вовсе выдумкой, романтической фантазией самого Бориса и разве не понимает этого автор записок? Тогда почему он передает эти "воспоминания" на полном серьёзе, без тени иронии?.. Как видите, поразмышлять здесь есть над чем, информация имеется.)

Глава VIII

Еще в лазарете я понял, что мне необходимо для сохранения себя стряхнуть привычную свою псевдоинтеллигентскую инертность и покорность судьбе.

Надо искать выход. Бежать, чтобы потом загреметь в дисбат - глупо. Вешаться, как Мосин, всё же не очень-то хотелось. Членовредительством заняться - страшно, да и останешься потом до конца дней своих колченогим или косоруким...

Опять же повторю, я абсолютно не был сумасшедшим или хотя бы просто психонеуравновешенным человеком. Все эти варианты определения собственной судьбы базировались на судьбах других ребят, которым суждено было служить в одно время со мною и роком предопределенно оказалось попасть в строительные войска.

Вот только несколько случаев. Без всяких философских обобщений. Факты.

Шайдулин. Татарин из Казани. Моего призыва. Получил через полгода службы письмо от жены - полюбила другого, требует развода. Шайдулин, парень плотный, самоуверенный и нагловатый, сломался в момент. Побежал. Его поймали, в положение вникли, простили. Но фортуна, видимо, была предопределенна, после репетиции последовало действие. Шайдулин работал в теплом сытном месте - на продовольственных складах грузчиком. Ревизия обнаружила там большую недостачу. Не знаю, в какой мере был виновен наш татарин, но он опять побежал. Его поймали и дали для успокоения десять суток губы. Он отсидел, вышел и... побежал. Его поймали. В изоляторе комендатуры проглотил три швейных иголки. Ему сделали операцию, вылечили, судили и припаяли шесть месяцев дисбата... Многие у нас в роте всерьёз считали, что Шайдулин чокнулся. Однако, в отличие от Мосина, ему почему-то не повезло.