Где поставить контрфорс, возвести ризалит,
я был в гуще его идей,
Прихотливый рисунок его мечты
я читал на лицах камней.
И опять Хенйзинга:
«Истинная культура требует честной Игры по принятым правилам. Нарушитель этих правил разрушает и самое культуру. Для того чтобы игровое содержание культуры могло быть созидающим или двигающим культуру, оно должно быть прежде всего чистым. И никак не должно состоять в ослеплении или отступничестве от норм, предписанных разумом, человечностью или верой» (там же).
В самые агрессивные моменты бытия советской идеологии Киплинг удостоился в СССР даже клички «антисоветский». Ну, это уже был крайний «пример так называемого вранья» (да ещё и глупости!) Про СССР поэт не то чтобы не слышал, но тема эта его просто никогда не интересовала. Ни в стихах, ни в прозе он её вообще не касался.
Едва ли грамотеи из партийных верхов или «литераторы» «от станка и сохи» — (абсолютное большинство в руководстве ССП) — читали когда либо, даже случайно, такое произведение Киплинга, как «Россия — пацифистам». Хотя бы потому, что иностранных языков на советских «верхах» никто не знал, (даже наркомы а потом министры — даже министры иностранных дел!) а переводов этого стихотворения на русский язык не было до 1986 года! 24 Кстати это, пожалуй, единственное стихотворение Киплинга, которое можно назвать было бы «антисоветским», но с невероятной натяжкой, поскольку написано оно в 1918 году, когда никто не мог знать, что получится из февральской революции, из октябрьского переворота, или даже из ещё не состоявшегося в те дни и разогнанного позднее большевиками Учредительного Собрания… Короче, страна попросту «советской» ещё и не была года два — три..! И термина этого, естественно по отношению к государству тоже быть не могло.
Поэт обращается к британским, «джентльменам-пацифистам» как бы от имени революционной России:
Бог с вами, мирные джентльмены!
Нам только дорогу открой —
Пойдём копать народам могилы
с Англию величиной!
История, слава, гордость и честь,
волны семи морей —
Всё, что сверкало триста лет,
сгинет за триста дней!
Триста лет — это срок царствования в России династии Романовых (1613–1917.) Триста дней — похоже на «просвет» между Февральской революцией 1917 г. и «якобинским переворотом в Петрограде» 25 октября… Так есть ли, по мысли поэта, гарантия, того, что с Британской империей не произойдёт что либо похожее на то, что случилось с Российской?
Итак, в свете всего сказанного, самое удивительное — это выпуск «ГИХЛ-ом» в 1936 году уже упоминавшегося сборника стихотворений Киплинга (Случайно, видимо, как раз в год его смерти). В небольшом этом томике, первом, относительно объёмном русском издании стихов Киплинга, есть статья Р. Миллер-Будницкой, занявшая чуть ли не полкниги, но представляющая собой всего лишь раздутую во много раз статейку Т. Левита из тогдашней «Литературной энциклопедии» (частично подготовленной под редакцией Л. Троцкого), статейку, пронизанную одним пафосом: «Надо знать своего врага».25
Нормальный человеческий рассудок не в силах дать удовлетворительное объяснение этой особенной вражды советских идеологов к британскому поэту. Но чтобы хоть приблизительно понять это, попробуем рационально подойти к главным советским «обвинениям» против поэта. А предварительно учтём, что нередко собаки, которых вешали на Киплинга и благовоспитанные члены викторианского общества и не столь благовоспитанные члены Союза Советских Писателей, оказывались чаще всего одной и той же породы!
Поначалу это удивляет неожиданностью. Но если подробнее разобраться, то причины для удивления исчезнут. Как эти две позиции, викторианская и советская сталинского, да и во многом послесталинского периода, могли совпасть, на сугубо теоретическом уровне всё же понятно.
Историк архитектуры Владимир Паперный в своей книге «Культура два» (написанной ещё в 60-х годах, в основном на материале архитектуры советского периода, но изданной, естественно, уже в постсоветской России) выстраивает довольно чёткую культурологическую концепцию, далеко выходящую за пределы собственно архитектуры, вполне справедливую и в применении к литературе. Суть этой теории в том, что во всех историях разных времён и стран сменяются циклы: бунтарская, или революционная тенденция искусства, с её активностью, простотой и функциональностью, уступает место рано или поздно помпезной, застывшей, и украшательской, «культуре два»; и на протяжении веков, а иногда и на протяжении считанных лет, они чередуются.