Казароза

— Никого я не боюсь.

— Тогда почему просто не зажечь свет?

— Давай зажжем, — обрадовался Свечников, словно сам до этого додуматься не мог, и лихо щелкнул выключателем.

Ничего не произошло, лампочка не загорелась. Он попробовал другой, третий — тот же результат. Видимо, не работала электростанция.

Вагин задул свечу. Когда глаза привыкли к темноте, выяснилось, что в зале вовсе не так темно, как казалось минуту назад. Луна уже взошла и набрала силу, в ее сиянии отчетливо проступили ряды стульев, край сцены, лесенка сбоку. Блестел рояль, видна была даже натянутая над сценой проволока, к которой крепился занавес. По ней пунктиром, пропадая в тех местах, где она изгибалась и отклонялась от кратчайшего расстояния между краями рампы, скользил небесный свет.

— Покажи, где ты вчера сидел? — велел Свечников. Вагин показал.

— Осипов сидел рядом с тобой?

— Да, но потом отсел правее, чтобы лучше видеть. Вы ему мешали.

— Я?

— Он сказал мне, что вы заслоняли ее… Казарозу. Подхватив стул, Свечников поднялся с ним на сцену, поставил его там, где она стояла вчера в розовом луче. Сенмова кушис ми кун бруста вундо. Пятна ее крови на досках не заметны были в полутьме. Он спрыгнул вниз, нашел свое вчерашнее место в четвертом ряду и встал возле. Смутно вспоминалось, что слушал её стоя.

— Осипов сидел справа от тебя? — спросил он.

— Да. Ближе к окну.

— Сядь на его место. Вагин сел.

— Стул на сцене, это она… Казароза, — объяснил Свечников. — Теперь смотри, заслоняю я тебе ее или нет.

— Нет, — сказал Вагин, — если она стояла там, где вы думаете. Но если, как мне кажется, шага на два левее, то возможно.

— А Варанкин где был в это время?

— Не знаю. Я за ним не следил.

— Не у окна?

— Может быть. Темно было.

— А Даневич?

— Он сидел за мной с каким-то парнем, а позже прошел вперед.

— Точно?

— Точно. Сначала к ним подошел Сикорский и велел им уходить, но они ответили, что не уйдут.

— Сикорский? — удивился Свечников. — Он же все время был возле сцены.

— Может быть, но, когда погасили свет, он к ним подходил.

— И что потом?

— Потом Даневич что-то сказал этому парню и пошел.

— Куда?

— Сначала налево, потом по проходу вперед.

— По проходу со стороны двери?

— Естественно, раз от меня налево. Оттуда хотел, видимо, пролезть в середину ряда, и на него зашипели. Казароза уже начала петь.

— Где примерно это было?

— Вон там.

Свечников отошел в указанном направлении и тронул спинку крайнего в ряду стула.

— Здесь?

— Ближе к сцене.

— Здесь?

— Где-то тут, но правее.

— Здесь?

— Приблизительно.

Свечников взгромоздил один стул на другой, отмечая таким образом примерное местонахождение Даневича, затем пробрался между рядами и встал возле самого дальнего от сцены окна. Вчера оно было открыто, к нему тянулись все те, кто якобы хотел подышать свежим воздухом. Варанкин, впрочем, пошел туда, чтобы плотнее всунуть в штепсель вилку своего аппарата.

Это была первая точка, место Казарозы на сцене — вторая, Даневича в зале — третья. Они образовывали вершины почти равностороннего треугольника, провести через них одну прямую линию было невозможно. Стул, стоявший на сиденье другого стула, находился слишком далеко от стула на сцене. Отсюда, целясь в Даневича, Варанкин никак не мог попасть в Казарозу. Значит, в нее он и стрелял.

Свеча была зажжена снова. Покапав горячив воском, Свечников прилепил ее к подоконнику, присел рядом и на обороте листа с «Основами гомаранизма» синим концом своего двухцветного карандаша и тоже по пунктам начал восстанавливать вероятную последовательность событий:

1. Раньше К. была жрицей в гиллелистском храме.

2. Она знала, что Варанкин теперь живет здесь, поэтому и захотела поехать сюда на гастроли. Ей нужно было с ним встретиться. Вот почему она так легко согласилась петь в клубе.

3. В гиллелизме она давно разочаровалась. Возможно, придание новой религии осязательных форм зашло чересчур далеко, вплоть до каких-то мрачных обрядов, но она слишком поздно поняла, какому божеству ее заставляют служить. Отсюда настроение, выраженное в стихах на билете.

Вагин стоял у рояля и одним пальцем перебирал клавиши, нащупывая какую-то мелодию.

— Шуберт, «Баркарола», — сказал он, когда это у него наконец получилось.

Под его музыку Свечников добавил еще три пункта:

4. К. порвала с гиллелистами и унесла с собой их священный символ. Они, видимо, угрожали ей, и она решила вернуть гипсовую ручку Варанкину.