Казенный дом

Гусаров и Харитоненко встречались все реже. Иван женился на соседке Светланы Ивлевой, жил в комнате усопшего Пал Иваныча, своего друга и учителя в воровском деле. Гусаров по окончании эпопеи с урановыми контейнерами на первых порах поддержал своего шального товарища. Именно он уговорил хозяйственных управленцев принять его на работу в Подвал. Иван артачился, норовил жить прежней жизнью. Пришлось обложить его так, что любое нечистое дело, за которое соглашался взяться, проваливалось уже на начальном этапе. Харитоненко удивлялся:

— Ты, мусор, мне в задницу жучок вживил, что ли?

— Очень нужна мне твоя задница.

— А почему же Леву Пачку задержали?! У нас разговор был один на один.

— Я с такой шушерой, как ты, не связываюсь. Ты знаешь мой профиль.

Затосковал Иван. Жил с Валентиной на ее зарплату. Стыдно было. В Питере «работать» не давали. Ездить на «гастроли» значило оставлять невесту.

— Дуралей ты! Работа подходящая, пойдем, с людьми познакомлю. В Подвале такие зубры обитают — не хуже твоего Пал Иваныча. Завязывай.

Гусаров все-таки затащил приятеля в Подвал, познакомил с Архипом Петровичем Кленовым. Для чего даже на пузырь разорился. Не вышло с первого раза. Иван себе представить не мог: как это работать на ментовку?! Но благообразные слова Петровича запали в душу. И Андрюха плешь проел:

— Ты, Ваня, мне помогал на Ставрополье, в Калининграде? Помогал! Значит, уже ссученный.

— То совсем другое дело было!

— Постой-постой! Ты помогал мне остановить бандитов, так? Значит, по твоим понятиям, уже замазанный. Сказал "а" — скажи и "б".

— Нет уж, "б" я не стану.

— Тебя никто не заставляет работать опером. Будешь плотником, слесарем. Досочки построгать, замочек вставить, протечку устранить — чем не работа? Ты же рукастый парень. Давай хоть временно, какие-никакие деньги Валентине принесешь.

И Петрович на второй встрече, подвыпивший, стал свои фокусы показывать. Ему в мастерскую какой-то диковинный стальной ящик приволокли, чтобы открыл.

— Попробуй, Иван.

Он кое-что понимал в замочных секретах. Поколупался и спасовал.

— Такой не открывается.

— Не по зубам? Зайди за шкафчик. Зайди, зайди. Нечего пялиться на добрую работу.

Поскрежетал, пощелкал Петрович и зовет:

— Засек время?

Дверца распахнута, какие-то бумажки внутри. Те, что ящик принесли, тоже рты разинули.

— И ты такие способности под землей, в подвале, хоронишь?

У Ивана захватило дух от перспективы научиться замочным фокусам.

— Не в подвале, а в Подвале! С большой буквы, понимать надо.

Гусаров дожал нерешительность Харитоненко.

— Петрович отсидел столько, сколько ты на свете не живешь. И ничего — работает.

Иван думал, месяц-другой прокантуется в Подвале и — на волю. Ни фига! Коммунистические идеалы коллектива и пропаганда труда иногда срабатывают. А какой труд! Вскоре после кончины Петровича, прибежал этот ненормальный Гусаров, как всегда с шилом в заднице.

— Ваня!

Пятница же, мать вашу! Обещал Валентину встретить на Финляндском вокзале, чтобы ехать в садоводство. Бабенка его, медсестра, оказывается, в свободное от уколов время в земле колупалась. А его пристегнула худенькую свою постройку доделывать. Иван даже с удовольствием стал строить свой собственный домик. Первый в жизни. Гвоздей сегодня набрал, инструмент приготовил, досочки уже завезены. А этот обалдуй торопит:

— Там пять сейфов! Хозяин уже на дачу рванул. Если сегодня не посмотрим содержимое — завтра его там не будет!

— Я сам на дачу собрался!

— Ты только скажи, сможешь, как Петрович? Я же знаю, что вы корешились! Ваня, ради меня!

— Сколько раз говорил, зря тебя в органах восстановили! Псих, сдвинутый на посадках. Остынь, смотри, какой день...

— Ваня!

— В общем, так. Ровно в семь у меня электричка. Без пяти я буду стоять у вагона. Что успею — сделаю.

Свое ворчание Харитоненко продолжал уже в Гусаровской машине.

— Я не такой, как ты, чтоб семейную жизнь портить из-за какой-то вшивой работы. По ночам на службе сидеть, вместо того, чтобы жену обхаживать.

— Не ворчи. Одну ночь можешь поработать.

— Чего? Ночь работать? Эту ночь? Я сказал, что буду стоять у вагона без пяти семь! И ты обещал дать машину.

— Вань, ты не расслышал, в офисе — пять сейфов. Пять! Сейчас сколько времени? О, смотри-ка, тоже пять.

— Меня не волнует. Сколько успею, столько и открою! А потом — на вокзал с сиреной и мигалками. Кстати, чего мы плетемся?

— Сейчас прихватим кое-кого — и за дело.

На Большом проспекте Гусаров притормозил за машиной «Скорой помощи». Иван заерзал.

— Нашел время лечиться! У меня электричка.

— Если б не человек в этой «Скорой», жить бы тебе без уха, — ответил Гусаров, выходя из машины.

Симонов! В Калининграде, когда охотились за перевозчиками урана, бандиты отрезали Ивану ухо кинжалом. Решивший исход той схватки собровец и Гусаров отвезли раненого в больницу. Ничего, пришили, ухо даже шевелится. Андрей, видимо, давший распоряжения, вернулся и продолжил путь. «Скорая» двигалась следом. Свернув в переулок, Гусаров сразу заметил голубую «шестерку».

— Здравствуйте, товарищи, начинаем чтение программы передач!