Каждая мертвая мечта

«Ты и сама — странность, — подумала она. — Когда бы не чаардан и Ласкольник, ты бы наверняка была сейчас прикована к стене в каком-то храмовом госпитале. Или сгорела бы на костре».

Люка покачал головой.

— Нет. Мы нашли ее в Усварре. На золотом руднике, который мы освободили… который мы пытались освободить. — Что-то странное случилось с его голосом и глазами. Словно лед сковал одно и другое. — Через четверть часа выдвигаемся! — крикнул он вдруг. — Хочешь послушать?

Кха-дар дал четкий приказ: слушать и запоминать, что станут говорить. Собирать информацию не только о том, как велика армия и хорошо ли она вооружена, но и о том, какие люди ее составляют. Но Кайлеан не была уверена, что такая история будет чего-то стоить.

— А зачем?

Ветеран пожал плечами.

— Чтобы ты знала, с кем имеешь дело, как понимаю? Чтобы в следующий раз, если Колесо будет странно себя вести, не пытаться ее оттолкнуть или ударить, как понимаю? Я не хотел бы объяснять генералу, отчего ты погибла.

Да уж! Колесо мало того что была ниже ее и легче, так еще и не воспитывалась в Степях и не сражалась с бандитами и се-кохландийцами, будучи под командованием лучшего кавалериста Империи.

— Не улыбайся так. Ты видела ее в битве?

— А ты меня?

— Ты из чаардана Ласкольника, и я верю, что ты хорошо машешь саблей и бьешь из лука, как понимаю. Но я видел, как Колесо перегрызла взрослому мужчине глотку.

— Зубами?

— Нет, жопой. Ясное дело, что зубами. — Старый солдат перевел взгляд на лес, почесал голову, скривился. — Усварр был золотым рудником под самыми Магархами. Тяжелый рудник, твердые скалы, жилы золотоносной руды между слоями гранита как жаба, расплющенная камнями, некоторые — шириной всего в фут. На таких рудниках работает много детей. Невольничьих детей, понимаешь? Матери на плантациях говорят: лучше бы родить тебя мертвым, чем отдать на рудник. Лучше бы тебя на пол выронили. А Усварр был худшим среди рудников. Понимаешь? Спускали людей футов на сто под землю, туда, где находился главный туннель длиной в четверть мили, а от него шли во все стороны черные дыры в скале, которые глотали ребятенков и не выпускали их никогда. Если какой-то туда попадал, ему давали молоток и долото, несколько мешков для руды и приказывали копать. Еду и воду они получали, только когда выползали с добычей. Некоторые туннели там, говорят, были по несколько сотен локтей длины и шириной вот такими. — Он развел руки на два фута. — Понимаешь. Как черви в земле, ребятенки рыли дыры так, как вела жила, и никогда не выходили к поверхности.

Кайлеан попыталась представить себе: туннель такой узкий, что там можно только ползать на коленях или животе, темнота, сотни, может, и тысячи футов скал над головой.

— Я бы сошла с ума.

— Тебя бы туда не взяли. Слишком большая. Ну, разве что ты была бы аувини — пепельная, и тебя сделали бы стражницей. Ты бы носила кожаный панцирь, короткий меч и кнут.

Это напомнило ей, что Люка сказал раньше Колесу. «Это друзья, не они».

— Они?

— Они. — Он кивнул, а глаза его вдруг сделались дикими и гневными. — Суки, проклятые богами. Аувини — пепельные, рабыни, но высшей касты, знаешь, такие, у кого есть власть над остальными рабами. Некоторым не нужно больше счастья, как понимаю. А знаешь, отчего хозяин рудника послал присматривать баб? Потому что мужчины якобы были мягкими. Потому что порой давали ребятишкам отдыхать — естественно, не задаром, немного развлечения с добрым дядюшкой, особенно если товар был свежим, только принятым на работу… собственно, все едино, мальчик или девочка… понимаешь? Что? Возмущаешься? Стыдишься?

Нет. Она родилась в семье поселенцев в Олекадах. Росла в Степях, хорошо знала, что, если бы ее не приняли Фургонщики, ей и самой пришлось бы найти «доброго дядюшку». За миску еды и угол для сна. Такова жизнь. Но она чувствовала злость. Бердеф ответил на ее настроение, обнажил призрачные клыки. Она почти зарычала, словно пес.

Седой ветеран кивнул.

— Бабы не теряли времени на такие развлечения, зато выжимали из детей все, пока не оставалась только шкурка. Вроде бы именно они придумали крысиную бочку.

Воображение подсунуло ей наиболее очевидный образ, но следующие слова Люки убедили ее, что даже воображение того, кто воспитан в Степях, иной раз подводит.

— Думаешь о старой пытке, как понимаю. — Седой солдат сплюнул на землю и покачал головой. — Нет, не то, девушка. Иной раз ребенок не выходит из туннеля, да? Долго не выходит. Может, умер, может, его завалила осыпь, а может, добралось до него скальное безумие, и он предпочел умереть в темноте. Долгое время стражники посылали в такой туннель другого ребенка, но порой этот безумец сражался и убивал посланца, а тогда приходилось объяснять уже два трупа. А потому одна из них придумала: сажали в бочку несколько десятков крыс и держали в ней, полуобезумевших от голода. Когда ребенок не появлялся слишком долго, выпускали крыс в туннель. А через день или два, когда последняя крыса убегала, другой ребенок влезал туда, убирал кости и копал дальше. Мудрые суки, как понимаю.