Каждому свое

За лютой зимой первого года войны последовало истеричное лето 1942 года. Жара без всякой на то надобности сменялась ливневым дождем, затем следовали не по сезону холодные дни, и вновь появлялось жаркое солнце, которое выжимало влагу из всего, что попадало под его лучи. Хлеба на полях застыли в недоумении: стоит ли вызревать окончательно, если убирать их будет некому, или, что еще хуже, если они попадут в чужие руки. Война не терпит долгих размышлений, ей нужны быстрые решения. Раздумья — привилегия времени мирного.

Небольшой автомобиль черного цвета с большими фарами, прикрытыми, словно лица восточных красавиц, черной материей с узкими прорезями для глаз, через которые на дорогу едва пробивались слабые лучи света, прошуршав галькой, осторожно подъехал к небольшому дачному домику, оставлявшему свои еле видимые очертания на фоне темного неба. За ним просматривались еще несколько подобных строений, вытянувшихся вдоль узкой асфальтированной дорожки. Похоже, в мирное время здесь был какой-то дом отдыха или санаторий. С началом войны здоровье отдельных лиц отошло на второй план, уступив место всеобщему выживанию целой нации.

Как только машина, слепо двигаясь, притормозила у крыльца, и слабый луч зашторенных фар обнажил его первую ступеньку, дверь открылась, и на пороге возник силуэт хозяйки. Свет, вырвавшийся теперь из коридора через полуоткрытую дверь, очертил ее фигуру, лишенную склонности к излишней полноте. Григорий вышел из машины, поднялся на две ступеньки и поприветствовал хозяйку.

— Как самочувствие, Верочка?

— Спасибо, хорошо.

— Как наш гость?

Она понизила голос:

— Целый день писал письма, затем притомился и сейчас спит.

— Спит?! — искренне удивился Григорий.

Его небольшой по времени, но насыщенный событиями опыт подготовки и заброски людей за линию фронта не имел подобного прецедента. Все его подопечные были добровольцами, но при этом каждый вел себя по-своему. Одни просили разрешение накануне начала операции поговорить по телефону с любимой на какую-то абстрактно-житейскую тему, лишь бы услышать до боли знакомый голос. Другие, наоборот, откладывали любой вид общения с внешним миром до возвращения. Но никому не удавалось за несколько часов до встречи с суровой неизвестностью лечь в постель и крепко заснуть.

Как-то Григорий проконсультировался у врача-психиатра по поводу возможной реакции человека на подстерегающую его опасность. Доктор взял лист бумаги и изобразил на нем четыре возможных варианта, но, немного подумав, приписал пятый, как не менее вероятный — неожиданное наступление сна. Он пояснил, что этот случай наступает при полном истощении нервной системы или, наоборот, при идеальной ее стабильности.

Война сжимает время. То, на что в мирный период тратятся недели, а то и месяцы, во время войны должно быть реализовано в часы, а иногда в минуты. Это в свою очередь достигается нечеловеческим напряжением сил и нервов. Не напрасно один день на фронте приравнивается к трем дням службы в мирных условиях. А надо бы к десяти.

В духе времени Григорий за короткий срок стал маститым инструктором, забросил в тыл противника две диверсионно-разведывательные группы, которые сурово покарали коллаборационистов, восстановили законную власть в некоторых оккупированных немцами районах, после чего, перейдя линию фронта, благополучно вернулись на базу под Москвой.

Второй «блин» Григория также никак нельзя было назвать «комом». Это была безусловная удача. Подготовленный им известный боксер-тяжеловес оказался великолепным учеником, старательным, вдумчивым и умным. На первой же встрече с Григорием спортсмен изложил свое видение профессионально и с юмором. До того он бил только своих, настало время помериться силами с настоящим противником. На самом же деле боксом во время подготовки он почти не занимался и объяснял это просто: для непонимающих бокс — это мордобой, для людей знающих — высокоинтеллектуальный вид спорта. За одну минуту боя на ринге боксер решает такое количество задач, которое самый крупный математик не в состоянии изобразить на черной доске мелом за несколько часов.

После этого Григорий присвоил ему псевдоним «Математик».

«Математик» был удачлив. Установил связь с молодым человеком, специально оставленным на оккупированной территории. Тот до войны увлекался боксом, ездил в Москву, видел на ринге «Математика», который стал его спортивным кумиром. Теперь, встретившись в тылу у немцев, они взяли под контроль выделенный им район. Из местных молодых ребят создали поначалу небольшую диверсионную группу. Скоро к ним присоединились военные, вышедшие из окружения и бежавшие из немецкого плена. В отряде они спешили реабилитироваться за преступления, которые не совершали. За плен, куда попали не из-за трусости, а по вине тех, кто теперь мог их покарать. Отряд действовал до прихода армии. Затем часть влилась в ее ряды и вместе с ней двинулась на Запад.

* * *

Григорий осторожно вошел в комнату.