Каждому свое

Макмастер порадовался, что опрятно одет. Это Титженсу к лицу наряд трубочиста, ведь он ни к чему не стремится. А вот он, Макмастер, совсем другой. Он желает стать уважаемым человеком, а уважаемые люди носят на галстуках золотые зажимы и предпочитают одежду из тонкого сукна. У генерала лорда Эдварда Кэмпиона есть сын, временный глава Казначейства, от которого зависят жалованье и карьерный рост всех остальных служащих.

Титженсу пришлось бежать, чтобы успеть на поезд. Сумку он забросил в окно купе, а сам заскочил на подножку. Макмастер подумал о том, что если бы так сделал он сам, то полплатформы завопило бы: «А ну, слезай!»

Но за Титженсом бросился начальник вокзала, открыл ему дверь в купе и широко улыбнулся.

– Отличный бросок, сэр! – прозвучала похвала, ведь в этом графстве особенно любили играть в крикет.

«Вот уж точно», – подумал Макмастер, и ему на ум пришли такие строки:

Любим удачей кто, а кто лишен ее:
Даруют боги каждому свое.

II

Миссис Саттертуэйт со своей служанкой-француженкой, знакомым священником и мистером Бейлиссом, дружба с которым значительно портила ее репутацию, остановилась в Лобшайде – на этом малоизвестном и немноголюдном курорте в сосновых лесах Таунуса. Миссис Саттертуэйт была элегантной и хладнокровной женщиной, она выходила из себя, только если на ее глазах за столом кто-нибудь ел знаменитый виноград сорта «троллингер», не снимая кожицы с ягод. Отец Консетт поехал с ними, чтобы отдохнуть на славу от ливерпульских трущоб, воспользовавшись трехнедельным отпуском. Тощий как скелет мистер Бейлисс – синий сержевый костюм, золотистые волосы и розоватое лицо – так страдал от туберкулеза, безденежья и высоких цен, что безропотно молчал как рыба, выпивал по шесть пинт молока в день и старался вести себя прилично. По правде сказать, в его обязанности входило в первую очередь ведение корреспонденции миссис Саттертуэйт, но та никогда не пускала его к себе в комнату – боялась инфекции. Так что Бейлиссу только и оставалось, что проникаться все большим уважением к отцу Консетту. Отец Консетт – широкое лицо, никогда не отличавшееся особой чистотой, большой рот, высокие скулы, растрепанные черные волосы и подвижные, вечно грязные руки – ни секунды не сидел на месте и говорил с тем акцентом, который часто упоминается в старомодных английских романах об ирландской жизни, но теперь такой услышишь не часто. Он то и дело посмеивался, и смех этот напоминал скрип карусели. Святой человек, и мистер Бейлисс знал это, хотя и не понимал откуда. При финансовой поддержке со стороны миссис Саттертуэйт мистер Бейлисс стал ведать раздачей милостыни при отце Консетте, вступил в Общество святого Викентия де Поля и сочинил несколько замечательных и витиеватых стихотворений на религиозную тему.

Компания подобралась приятная и весьма невинная. Миссис Саттертуэйт живо интересовалась (надо сказать, это был единственный ее интерес) симпатичными, статными молодыми людьми с удивительно плохой репутацией. Она либо сама ждала их у ворот тюрьмы, либо посылала за ними кэб. Она охотно обновляла их гардероб и давала денег на приятное времяпрепровождение. И когда, вопреки всем ожиданиям, из них получались нормальные люди – а чаще всего так и происходило, – миссис Саттертуэйт лениво радовалась удаче. Порой она отправляла своих протеже в какое-нибудь путешествие вместе со священником, которому требовался отдых, а порой приглашала к себе, на запад Англии.

Итак, общество собралось весьма приятное, и все его члены были счастливы. Лобшайд состоял из пустой гостиницы с большими верандами и нескольких квадратных домиков: белых, с серыми стропилами, разрисованных букетами из синих и желтых цветов или бордовыми охотниками, стреляющими по пурпурным оленям. Казалось, эти милые домики из картона и их кто-то расставил среди высокой травы. А за ними виднелись сосновые леса – мрачные, коричневатые, аккуратные, – они тянулись на несколько миль и шли то под гору, то в гору. Служанки носили здесь черные бархатные безрукавки, платья с белыми корсажами, бесчисленное множество нижних юбок и смешные прически с разноцветными лентами; размером и формой эти прически напоминали дешевые булочки. Девушки ходили рядами по четыре – шесть человек, медленно, выделывая танцевальные па ногами в белых чулках, торжественно покачивая прическами; а юноши носили голубые рубашки, бриджи, а по воскресеньям и треуголки, и ходили за девушками по пятам, хором распевая песни.