Каждому свое

– У вашей матери такие руки… – проговорил Титженс. – Не часто можно увидеть, как женщина с такими руками управляется с лошадью… Видели, как она слушается ее?

Он прекрасно знал, что все это время девушка наблюдала за ним сияющими глазами, пристально, очарованно.

– Судя по всему, вы сотворили чудо, – заметила она.

– Да нет, на самом деле, ничего особенного, – сказал он. – Давайте сойдем с дороги.

– Поставили на место бедных, слабых женщин, – продолжила мисс Уонноп. – Успокоили коня со всей своей мужской основательностью. Полагаю, и женщин вы так успокаиваете. Как же мне жаль вашу жену… Вы – настоящий землевладелец! Тут же приобрели преданного вассала в лице кучера. Феодальная система в своем истинном проявлении…

– Вы же знаете, человек работает лучше, когда у него доверительные отношения с хозяином. Все представители низшего класса таковы. Послушайте, давайте уйдем с дороги.

– Вы ужасно торопитесь спрятаться за изгородью, – заметила она. – За нами что, следит полиция? Вероятно, вы наврали за завтраком, чтобы успокоить расшатанные нервы слабой женщины.

– Я не врал. Терпеть не могу дороги, когда неподалеку есть полевые тропки…

– А это уже фобия, женщины славятся ими! – воскликнула она.

– Полагаю, остановив полицию своими благородными мужскими методами, вы теперь считаете, что уничтожили мою романтическую, юношескую мечту. А вот и нет. Я не хочу, чтобы за мной гонялась полиция. Я умру, если меня посадят… Я ужасная трусиха.

– Нет, конечно нет, – сказал он, думая, однако, о чем-то своем, впрочем, и мисс Уонноп его не слушала. – Осмелюсь все же назвать вас героиней. И не потому, что вы упорствуете в действиях, последствий которых ужасно боитесь. Осмелюсь сказать, что к вам не пристает грязь.

Будучи слишком хорошо воспитанной, чтобы перебивать, она дождалась, пока Титженс договорит, а потом сказала:

– Давайте обсудим заранее кое-какие детали. Очевидно, что мама захочет вас видеть у нас в гостях как можно чаще. Вы тоже станете талисманом, как ваш отец. Полагаю, вы уже и сами считаете себя таковым: вчера вы спасли меня от полиции, сегодня вы спасли маму. Да еще и пообещали нам двадцать фунтов прибыли с продажи коня. А вы похожи на человека, который свои обещания выполняет… Двадцать фунтов в такой семье, как наша, сумма немаленькая… Так что вам, судя по всему, придется стать bel ami[24] для семейства Уонноп…

– Надеюсь, не придется, – проговорил Титженс.

– О, я ведь совсем не о том, что вы сделаетесь любовником всех женщин нашей семьи, – сказала она. – К тому же в распоряжении у вас лишь я. Однако мама вынудит вас заниматься самыми что ни на есть странными делами, а за нашим столом для вас всегда найдется место. Не вздрагивайте так! Из меня не такая уж плохая кухарка, хоть я и предпочитаю cuisine bourgeoise[25]. Стряпне меня обучила настоящая умелица, пусть и любительница выпить. Мне нередко приходилось готовить добрую часть обеда, причем для чиновников и высокопоставленных лиц. В Илинге живут по большей части именно они и им подобные. Так что я знаю мужскую природу… – Она замолчала, а потом добродушно продолжила: – Ради бога, забудьте то, что было. Мне очень жаль, что я нагрубила вам. Но так трудно стоять без дела, пока мужчина хладнокровно и собранно устраняет все трудности.

Титженс поморщился. Еще немного – и начнутся те самые осуждения, которых он наслушался от своей жены. И она воскликнула:

– Нет! Это несправедливо! Неблагодарная я тварь! Вы были совсем как талантливый умелец, выполняющий свое дело в толпе глупых бездельников. Но скажите же наконец. Скажите – в этой своей красивой, помпезной манере, – что вы симпатизируете нашим целям, но решительно не одобряете наши методы!

И тут Титженс внезапно понял, что девушку куда сильнее интересует то, за что она борется: право голоса для женщин, – нежели ему сперва показалось. Он не был расположен к разговору, однако же ответил то, что крутилось у него на языке:

– Нет. Я абсолютно одобряю ваши методы, но цели у вас идиотские.

– Вы, полагаю, не знаете, – сказала она, – что Герти Уилсон, которая сейчас отлеживается в кровати у нас дома, ищет полиция, и не только из-за того, что произошло вчера, но и потому, что она подложила динамит в несколько почтовых ящиков.

– Нет, этого я не знал, – сказал Титженс. – Но она, бесспорно, правильно поступила. Ни одно из моих писем не сгорело, иначе бы я очень разозлился, однако все равно одобрил бы такой поступок.

– Как вы думаете, грозит ли нам с мамой серьезное наказание за то, что мы ее покрываем? – с жаром спросила девушка. – Для мамы это будет большое горе… Она ведь против суфражистского движения…

– Мне ничего не известно о наказании, – сказал Титженс. – Но лучше уберечь от него вашу маму.

– О, и вы мне поможете? – спросила мисс Уонноп.

– Разумеется, нельзя, чтобы миссис Уонноп оказалась в стесненных обстоятельствах, – ответил Титженс. – Все же из всего написанного с восемнадцатого века лишь ее книга достойна прочтения.