Каждому своё

Дивизия под командованием тов. П. В. Богданова, генерал-майора РККА, приняла участие в первых же боях с немецко-фашистским захватчиком. 22 июня 1941 г. в районе Райсейняй (72 км от Каунаса) дивизия подверглась авианалёту со стороны немцев, после вступила в неравный бой с превосходящими силами противника. Понеся большие потери, 48-я стр. дивизия отступила к Каунасу, затем к Вильнюсу. К 1 июля 1941 г. в строю находилось не более половины личного состава, в боях было утеряно до двух третей техники и боеприпасов, моральный дух солдат и офицеров существенно подорван. Командующий дивизией, ген.-майор Богданов, по свидетельствам очевидцев, пытался организовать поэтапное отступление вверенных ему частей по направлению к бывшей советско-литовской границе, неоднократно выходя на связь со штабом и запрашивая подкрепление (см. приложенные документы и рапорты тов. Собенникова П. П.). Примерно 12 июля тов. Богданов скрылся в неизвестном направлении на служебном автотранспорте. Согласно данным разведки, перешёл на сторону противника между 15 и 19 июля 1941 года в том же районе. Не будучи ранен или захвачен врасплох опергруппой, сдался в плен добровольно...

«Сдался в плен добровольно.» Как много скрыто за этими четырьмя словами. «Сдался в плен добровольно»...

— Павел Васильевич, вы ведь были генералом, командовали дивизией. Бой с немцами приняли, запрашивали у штаба подкрепления.

— Так точно.

— И сдались добровольно? Даже не будучи раненым?

Долгий взгляд в упор. Холодный и ничего не выражающий.

— Что вы хотите? Я уже всё подписал.

— Правды.

— Простите?

Яков Степанович поёрзал на стуле, поправил воротник мундира.

— Почему вы предали свою советскую родину?

— А, это... Смалодушничал.

— Что вы хотите этим сказать?

Обвиняемый пристально посмотрел в глаза следователю. Ни сожаления, ни раскаяния, ни даже страха. Лишь усталость и холод.

— Ну а что вы хотите услышать? Как меня побоями и пытками заставили отречься от присяги товарищу Сталину и трудовому народу? Или как я под давлением писал обращение «к русскому народу и генералам Красной Армии», цитируя гитлеровскую пропаганду?

— А это так было?

— Нет.

Яков Степанович ещё раз поправил воротник мундира. Ему было душно и неприятно, как будто нечем дышать. Заметив это, Богданов ухмыльнулся.

— Что, противно рядом с предателем родины сидеть?

— Душно...

— Да ничего. Я привыкший, понимаю.

Снова молчание.

— Смалодушничал... Что вы хотели этим сказать?

— Вы вообще себе представляете, что такое генеральский паёк в сороковом? Санаторий под Ялтой, машина с водителем, билеты в театр...

— Нет. Я в сороковом капитаном был.

Ухмылка. Наглая, мерзкая, без капли раскаяния или сожаления.

— А я представляю. До сих пор помню вкус чёрной икры с шампанским в Облисполкоме по случаю годовщины Великой социалистической...

— И? Вы из-за чёрной икры с шампанским родину предали?

— Из-за перспективы её отсутствия.

Правая бровь следователя выгнулась вопросительной дугой.

— Простите, не понял. Повторите, что вы сказали.

— Ну что здесь непонятного? Смалодушничал, я же говорю. Поел солдатский паёк неделю, попил воды вместо красного вина. Не по мне это.

— Вот так просто? Взяли и драпанули к немцам из-за сухпайка и воды?

Павел Васильевич улыбнулся, облизнул губы.

— Ну, непросто. Сначала ночи дождался, чтоб ординарец шуму не поднял. И ехать надо было осторожно, там стреляли. Умирать я не хотел.

— А потом? Ведь в лагере были. В Сувалках тех самых.

— Был. Сразу заявил, что готов сотрудничать. Прошёл проверку. Поступил на службу в «русские части» СС... Впрочем, вы и так знаете, как я попал в группу Гиля. А они уже подняли бунт и сдали меня вашим.

Следователь вытер пот на лбу. Человек вот так просто рассказывает, как он предал своих солдат, родину, народ. Как будто дорогу перешёл.

— Вы сказали про проверку.