Каждому своё 4

– Служба в спецназе в наши неспокойные дни позволяет тебе увидеть множество людей и побывать во множестве уголков не только на Родине, но и за ее пределами. Даже если ты особо за эти пределы не стремился. Это дало результат. Благодаря армии я впервые встретил таких, как сам.

В его голосе вновь зазвучала ирония:

– Поначалу я очень обрадовался. Потому что не думал, что такое возможно. Позже выяснилось, что такие, как я, кое-где еще есть, и даже много. Если верить статистике. Я раскопал в архивах, что в русской части России в 1950 году было всего пять процентов кареглазых, к 2000 году их было уже пятьдесят, а к 2100 году пять процентов приходилось уже на светлоглазых. Якобы в Европе дела обстояли аналогично: к 2050 году каждый третий тамошний житель являлся европейцем, к 2100 году это количество сократилось до половины процента, но это все равно немало. Плюс всякие там скандинавские страны, в которых чуть ли не все вечно-натуральные блондины. Но на деле я встречал подобных себе меньше десяти раз. Чаще попадались другие, вроде Овечкина, от которых тянуло чем-то родным, но давно увядшим. Очень странное и болезненное ощущение: снаружи вроде свой, а внутри уже нет.

Взгляд Варяга из ироничного стал безразличным:

– На своих ошибках учиться не только тяжело. Иногда бывает довольно больно. Но в силу молодости я посчитал, что это правило относится только к рукопашному бою. Развил активность, пытался сплотить своих, агитировал, призывал, мол, так жить нельзя, мы растворяемся в чужаках, нужно срочно возрождать собственную уникальность, пока последние не исчезли. Но оказалось, что вся эта чушь никому не нужна. На меня смотрели круглыми глазами и говорили что-то вроде: «Боже мой, что ты несешь?! Какая еще раса?! Какая генетика?! Ты в своем уме?! Главное, чтобы человек был хороший!» Меня стали сторониться свои же, и я остался один.

На губах Порфирьева вновь заиграла ироническая улыбка, на этот раз с горечью:

– Но я был тупой и правильных выводов не сделал. Вместо этого я начал украдкой интересоваться личной жизнью себе подобных, тех, кого удавалось находить в ходе поисков брата, которые я не прекращал никогда. Таких, кто связал свою жизнь с чужаками, я оставлял в покое, ведь сказано в древних заповедях: «Всяк сам кует свой удел». А вот тех, кто связаться с чужими еще не успел, я продолжал агитировать тайно. Подсовывал им всякую литературу, файлы, статистику и прочее… И доподсовывался.

Варяг с философским равнодушием пожал плечищами, мол, глупо было не понимать, что все закончится рано или поздно именно этим.

– Один из моих сослуживцев женился на чужой и написал на меня донос. Позже он сказал, что боялся получить от меня на боевых пулю в спину. А еще опасался, что мне взбредет в голову расправиться с его женой и ребенком. Меня арестовали прямо в Гвинее, через десять секунд после того, как моя группа вернулась из недельного боевого рейда и сдала оружие. Не дали даже переодеться, сразу повезли в Москву. Полгода продержали в камере, вели следствие, потом неожиданно отпустили. Сказали, мол, радуйся, капитан, Родина сделала тебе поблажку за боевые заслуги, так бы сел!

Он нахмурился, вспоминая неприятную историю, и неуверенно добавил:

– Я так и не понял, как это вышло. Со слов командования, за меня внезапно заступился кто-то из высшего начальства. Но кто именно – никто не знал. А тут еще сослуживец, написавший на меня донос, погиб на боевых при загадочных обстоятельствах, пока я сидел. Слухи ходили странные. К тому моменту мою боевую группу расформировали, людей распределили по другим подразделениям, но никто из них в тот день в том районе не работал. Но вроде бы неподалеку работала другая группа спецназа ГРУ. Особисты пытались привязать одно к другому, но не получилось. Потому что та группа оказалась каким-то там элитным подразделением, в сводный отряд не входившим и подчинявшимся напрямую высшему командованию. Никто их никогда не видел, зато слухов ходило выше крыши, что-то там связанное с несчастливыми числами. Кто-то говорил, что командование просто послало особистов куда подальше, чтобы не светить мужиков. Другие по секрету шептали, будто после этого особый отдел самостоятельно отправил к ним следователей. И вроде как отправленные особисты по дороге попали в снайперскую засаду повстанцев, и все погибли, вот только следов засады обнаружить не удалось, настолько профессионально все было сработано. В общем, языками почесать у нас всегда любили. Короче говоря, меня выперли из армии по статье и пообещали, что если впоследствии окажется, что я создал в отряде преступную экстремистскую сеть, то я сяду пожизненно.

Порфирьев коротко хмыкнул: