Каждые сто лет. Роман с дневником

Домашнее образование Евгении требовало денег и тоже легло всей тяжестью на плечи Юлии, и так уже задёрганной сложным хозяйством, детьми и неспокойным мужем. Он потребовал, чтобы Юлия Александровна сидела на всех уроках, так как нельзя было оставлять девочку без надзора одну с мужчиной. Помимо школьных предметов Геничка обучалась рисованию, к которому имела способность.

Дети много читали, особенно Геня. Но детское чтение строго контролировалось, каждая книга, каждый журнал вначале просматривались отцом. Выписывались детские журналы, немецкие и французские. Кроме того, Геня с десятилетнего возраста училась музыке у мадам Тур, а Лёлю учила играть на фортепиано Юлия Александровна. Михаил Яковлевич считал, что мальчика надо учить играть на скрипке, но пока смотрел сквозь пальцы на его занятия с мамой. (Слух, впрочем, был плохой и у брата, и у сестры.)

Отец очень гордится тем, что Геня получила хорошее домашнее образование, наиболее приличное, по его мнению, для дворянской девицы, которую любящие родители не хотели отдать в институт. Дальнейший этап в жизни Генички – приискание хорошего жениха.

Семечки

Свердловск, сентябрь 1981 г.

Как выразилась мама, лето закончилось в тот самый момент, когда мы сели в поезд. В Свердловске нас встречал на вокзале папа, шёл проливной дождь, а мы везли с собой из Орска помидоры, яблоки, вишнёвое варенье и ещё что-то. Баклажаны! Мы ехали домой в такси, и меня затошнило от запаха в машине.

Варя вернулась из Прибалтики, как сказал Димка, вся прибалтнённая. Я не очень поняла, что это значит, но Варя действительно выглядит совсем другой, чем раньше. На ней юбка из замши, вышитая жилетка и, главное, настоящая сумочка на ремешке, как у взрослой! Ещё ей купили в Таллине детские тёмные очки и парфюмерно-косметический набор «Карлсон», о котором я давно мечтаю.

Мы с Варей очень хорошо играли целую неделю, и мама вдруг спросила:

– А что, если перевести тебя в другую школу? Будете с Варей в одном классе.

Моя школа довольно далеко от дома, я хожу туда через три дороги с машинами, и мама каждый раз нервничает и волнуется. А Варина – прямо у нас во дворе. Можно встать за десять минут до начала уроков – и всё равно не опоздаешь! Всех Вариных одноклассников и учителей я отлично знаю по рассказам, даже не нужно учить их имена. А в моей школе в последний год вообще было не с кем общаться. Марина держалась на расстоянии, да и я к ней остыла после той истории с портфелем. Наташа мне никогда особенно не нравилась. Так что мама сходила в школу, забрала документы, и с 1 сентября я пошла в Варину (а теперь уже и в мою) школу.

Теперь я учусь с Варей в одном классе, но мы с ней стали почему-то меньше дружить. Дома я не замечала в Варе тех черт, которые стали буквально выпирать из неё в школе. Она девочка скучная, ведомая, как выражается мама. В классе с Варей никто особенно не дружит, разве что Люся Иманова, у которой ужасно уродливые ноги: толстые и покрытые, как у мужчин, волосами. Люся совершенно не стесняется своих ног, носит прозрачные колготки, и школьная форма у неё очень короткая. Дома Варя смеялась над Люсей, а в школе ходила с ней под руку на переменах и перебрасывалась записочками на уроках.

Вместе со мной в класс пришла ещё одна новенькая, девочка с блестящими рыжими волосами, к которой очень шла её фамилия Тараканова. Я сразу вспомнила эту Иру Тараканову, потому что мы в детском саду были с ней в одной группе. А её старшая сестра Светлана ходила в одну группу с Димкой. Мама часто возвращалась из садика вместе с отцом Таракановых, они живут от нас через три дома. Виталий Николаевич Тараканов был не очень высокий, он всегда носил коричневый костюм и рубашку без галстука.

Держалась Ира очень уверенно. В ушах у неё были большие серьги, и классная руководительница велела их тут же снять. И заплестись, потому что Тараканова носила волосы распущенными до плеч. Нас, как новеньких, посадили за одну парту, и Тараканова спросила у меня шёпотом:

– Поедешь в воскресенье в парк Маяковского?

Люся Иманова, которая сидела сзади, ткнула Ире в спину карандашом, чтобы не разговаривала. Это был урок математики, и Тамару Викторовну я боялась ещё по Вариным рассказам. Её все боялись. Она говорила всегда очень тихим голосом, даже каким-то убаюкивающим, но этот тихий голос и нежные интонации пугали намного сильнее, чем если бы она кричала на нас и ругалась, как делают другие учителя. Гера Яковлевна по истории однажды так кричала, что у неё выпал изо рта зуб – и прилетел прямо к Варе на парту! Может быть, страшно было потому, что Тамара Викторовна действительно выполняла свои угрозы: если пугали двойкой, то ставила её в журнал, если говорила, что весь класс придёт завтра к нулевому уроку, то все на самом деле приходили. А другие учителя как будто выкрикивали вслух своё недовольство и на этом успокаивались.

Тамара Викторовна улыбнулась, сощурилась, как добрая тётушка, и поманила к себе пальцем Тараканову.