Каждый День Как Пятница 13-е

Ленка – их подруга и сверстница, пухленькая белокурая кудряшка, имеющая всегда немного полусонное выражение лица, за что среди подруг носила прозвище «овечка Долли». Она имела за плечами филфак, кандидатскую степень и ныне в должности доцента кафедры с усердием, достойным лучшего применения, сеяла в своем университете умное, доброе, вечное. «Сеяла» то, что настоятельно рекомендовали министерские чиновники от образования, и, изучая сверху спущенные учебные планы, немилосердно ругалась, грозя всем, что скорее уйдет торговать пивом, чем будет этому учить студентов. Но потом успокаивалась и без вдохновения и искры в глазах делала свою работу. Ее муж Николай Петрович, голубая кровь и «белая кость», имеющий истинные (не купленные) дворянские корни, профессор того же универа, где Ленка занималась «посевными» работами, был старше ее более чем на четверть века и всего на несколько лет моложе ее матери, своей тещи Зинаиды Михайловны. Та, в свою очередь, была категорически уверена, что разница в возрасте, пусть и небольшая, позволяла ей обращаться к зятю по имени, а учитывая его происхождение, то и на французский манер – Николя. Если вдруг между ними вспыхивала ссора (что было не редкостью), Зинаида Михайловна, убирая французский прононс, переходила на чистый русский язык, ограничивалась холодным – Николай.

Полгода назад Николя (со слезливой томностью в голосе и романтической поволокой в глазах) признался Елене, что наконец «ЭТО» свершилось, и он встретил своего ангела. Да что там ангела – богиню. Многие всю жизнь ищут ту «единственную» и не могут найти, а ему повезло – вот «счастье-то». Она его муза, Офелия, Лаура, понимающая и любящая, «тонкая» и «звонкая», чистая и прекрасная как утренняя заря, короче, настоящая Аврора, Венера, далее следовало неимоверное количество эпических дифирамбов, звучавших в том же духе. Классики, воспевающие женскую красоту, начиная с поэтов Древней Греции и заканчивая нынешними «звездами» поэтического Олимпа, могли бы захлебнуться от зависти к такому богатейшему словарному запасу, который в тот момент демонстрировал Николай Петрович, описывая свою избранницу. Ленка, рассказывая о произошедшем, смогла объяснить свое «интеллигентное спокойствие и выдержку» только тем, что до нее не сразу дошел смысл происходящего. На первой же фразе, что муж уходит к другой, ее мозг категорически отказался воспринимать дальнейшее. Николай Петрович гордо положил ключи от квартиры и объявил, что «он ни на что не претендует и оставляет ей все», ушел в новую жизнь, тихо закрыв за собой дверь. А не претендовал Николай Петрович ни больше ни меньше на огромную трехкомнатную квартиру в историческом центре Петербурга, которая была сверху донизу заставлена и увешана дорогим антиквариатом – наследие предков, коллекционеров и меценатов; это был двухэтажный зимний дом в курортной зоне под Питером, ну и так, по мелочам – машина и небольшой счет в банке.

Покидая «родительское гнездо», Николай Петрович взял с собой только один-единственный темно-коричневый фибровый чемодан с потертыми кожаными углами и металлическими накладными замками. Туда были сложены: серебристая в темно-синюю полоску шелковая пижама, парадный костюм из английской шерсти, смена нижнего белья, тапочки и томик любимого Михаила Булгакова.

Чемодан был семейной легендой и торжественно передавался из поколения в поколение. Его с нескрываемой гордостью показывали всем гостям, бывающим в их гостеприимном доме. Именно с этим чемоданом его дед Иван Николаевич, обедневший дворянин (по семейной легенде – состоявший в тесном родстве с кем-то из сосланных декабристов), приехал из Благовещенска в конце XIX века поступать в Санкт-Петербургский университет и, с блеском его окончив, был оставлен на одной из кафедр, которую впоследствии многие годы и возглавлял; отец Николая Петровича Петр Иванович был сослан в лагеря во время сталинских репрессий по пятьдесят восьмой статье за контрреволюционную деятельность. Он посмел с кафедры уже Ленинградского университета блеснуть знанием современных работ английских и немецких писателей и с этим же чемоданом (по амнистии в пятьдесят третьем) вернулся домой и начал новую, весьма успешную жизнь. Чемодан, потертый во всех возможных и невозможных местах, убитый нелегкой жизненной стезей, стал семейным символом начала нового и обязательно светлого будущего.

Домой, так сказать, «в лоно родового гнезда», Николай Петрович вернулся достаточно быстро, буквально через пару часов после того, как за ним закрылась массивная дверь их квартиры. Ленка даже не успела еще выйти из состояния психологического ступора. При возвращении «блудный муж» имел весьма жалкий вид. Прижимая к груди Булгакова и крышку от разбитого в щепки чемодана, под холодные комментарии тещи, что прибыл «селадон кобелирующий, одна штука», Николай Петрович прямо в коридоре свалился на руки Елены.