Каждый его поцелуй

Для богатых и привилегированных людей "утренними" считались визиты после трёх часов дня. Дилан, однако, не принадлежал к числу тех людей, которым в достижении цели мешали какие-то условности. Ему срочно требовалось нанести один визит.

За неимением идей, что делать с миниатюрным музыкальным гением, Дилан оставил его на попечение Осгуда. Затем он принял ванну, побрился, переоделся в утренний костюм чёрного цвета – согласно своему извращённому вкусу – и уехал. Дилан оставил инструкции дворецкому, чтобы тот разместил девочку в комнатах на третьем этаже, где раньше располагалась детская, и попросил кухарку приготовить ребёнку что-нибудь поесть.

Немногим позже одиннадцати Дилан прибыл в Эндерби, поместье лорда и леди Хэммонд недалеко от Лондона. Дворецкий сообщил, что виконтесса дома, но, возможно, ещё не принимает гостей. Слуга тактично и в то же время многозначительно кинул взгляд на напольные часы в фойе и указал на поднос для визитных карточек. Но Дилан не собирался уходить, оставив визитку, поэтому сказал, что подождёт ответа виконтессы.

Дворецкий знал, что композитор был другом леди Хэммонд и её брата, герцога Тремора, и что они считали Дилана практически членом семьи. Слуга забрал плащ, шляпу и перчатки Дилана, передал их горничной и проводил его вверх по огромной лестнице в гостиную.

Гостиная в Эндерби выглядела очень по-женски. Обивка мебели и общее убранство в нежных пастельных оттенках розового и шалфейного, замысловатая белая лепнина и цветочный орнамент на стенах заявляли красноречивее любых статей в бульварных газетах о том, что лорд Хэммонд редко здесь появляется. Впрочем, как и в любом другом месте, где присутствовала его жена. Разлад между Виолой и её мужем длился уже восьмой год, о чём уже перестали даже судачить в обществе. Её брат часто говорил, что, будь его воля, голова Хэммонда давно красовалась бы на пике на Лондонском мосту. Дилан так и не признался ни Энтони, ни Виоле, что был хорошо знаком с виконтом-отступником. Как говорится, рыбак рыбака...

За последние несколько лет они провели много времени за одними и теми же игорными столами и выпили вместе не одну бутылку бренди. Но Виолу никогда не обсуждали.

Дилан плюхнулся в обитое полосатой парчой кресло и ущипнул себя за переносицу большим и указательным пальцами. Этим утром звон в ушах стоял такой громкий, что ему казалось, будто череп раскалывается надвое. Он давно смирился со своим недугом. Дилан полез во внутренний карман пиджака за маленьким синим флаконом, который всегда носил с собой. Вытащив пробку, он сделал глоток настойки опия, затем закупорил бутылку и положил её обратно в карман. Это поможет продержаться до того момента, пока ему не удастся немного поспать.

Однажды даже опиаты перестанут действовать, как и женщины, бренди, гашиш или игорные клубы. Настанет день, когда все безрассудные поступки, которые он совершал просто ради забавы, больше не будут отвлекать его от нестихающего шума. Вот тогда-то он и лишится рассудка.

Если только музыка не сумеет его спасти. За пять долгих лет Дилан не написал ни одного нового произведения. Чтобы пресечь сплетни, он время от времени публиковал старые композиции, но этим всё и ограничивалось.

Вот бы снова начать сочинять, тогда его жизнь обретёт смысл. Та женщина, Грейс, таила в себе ключ к его спасению, хотя он и не знал почему. Раньше Дилан не верил в муз. Да и не нуждался в них. Единственное, что он знал наверняка сейчас: ему необходимо её отыскать. Более того, она должна оставаться рядом с ним до тех пор, пока Дилан не напишет композицию, на которую она его вдохновила. Он не растерял своих амбиций, поэтому надеялся на симфонию, хотя скорее всего из-под его пера выйдет соната или концерт. На данный момент любое произведение, которое ему удастся написать, станет чудом.

Мысли о музыке вызвали в памяти произведение, которое сыграла Изабель. Не каждому под силу исполнить такую быструю и замысловатую мелодию. Если её действительно сочинила девочка, то, возможно, в её жилах и, правда, течёт его кровь.

Вздохнув, Дилан откинул назад волосы. Какие тут могут быть сомнения? Хоть он и не помнил её матери, девочка определённо была его дочерью. Всё в нём воспротивилось этому факту, но с правдой не поспоришь. Он понял это, как только услышал её игру на рояле, как только увидел гордый и высокомерный взгляд чёрных глаз, когда она заявила, что сама сочинила произведение. Его накрыла волна жалости к девочке. С ним в качестве отца её не ждало ничего хорошего. Он не подходил для такой роли. Дилан о себе-то едва мог позаботиться.

Он отправит её к родственникам за город, а когда она подрастёт – в школу. С ним она определённо жить не сможет.

– Дилан!