Каждый его поцелуй

По большому счёту, Йен пришёл без какой-то конкретной цели, это был обычный визит вежливости. Йен всегда навещал Дилана, когда они находились в одном городе в одно и то же время, потому что так подобает делать. Даже когда его мысли были далеки от пристойных, Йен стремился поступать правильно.

Примерно через десять минут вежливых пустых разговоров Йен поднялся на ноги, собираясь уходить. Когда Грейс попыталась встать, Дилан убрал руки с её плеч.

– Было приятно пообщаться, ваше превосходительство, – сказала она и протянула ему руку.

Йен поцеловал её, естественно, в безупречной манере, вообще не прикасаясь губами к руке. Затем он взглянул на Дилана.

– Проводишь меня?

Просьба удивила Дилана.

– Конечно, – пробормотал он. Братья вышли на подъездную дорожку, где Йена ожидал двухколёсный фаэтон и конюх. Они остановились рядом с экипажем, но Йен не забрался внутрь, он помедлил и посмотрел на Дилана. – Я бы хотел, чтобы ты навестил меня сегодня вечером, если это возможно. В любое удобное для тебя время.

– Что? – Дилан не поверил своим ушам. Нынче его никогда не приглашали в Пламфилд. А если бы и приглашали, он бы отказался.

– Да, – сказал Йен, он выглядел серьёзным и ещё более спесивым, чем обычно. Он откинул назад прядь своих тёмно-каштановых волос. – Я прошу не из вежливости. Это важно, Дилан. Дело срочное, поэтому я бы хотел, чтобы ты приехал один, пожалуйста.

Дилан совершенно точно не собирался брать с собой Грейс.

– Хорошо. В шесть?

– Договорились.

Йен забрался в экипаж и взял поводья у конюха. Фаэтон выехал с подъездной аллеи и покатился по тенистой дорожке. Проследив за ним, Дилан вернулся в дом. Его терзало смутное беспокойство.

Когда он вернулся в гостиную, то обнаружил у входа в неё Грейс.

– Мы можем поговорить наедине? – тихо спросила она, оглядываясь в поисках слуг. Не дожидаясь ответа, Грейс направилась через коридор в маленький кабинет, Дилан последовал за ней.

Он захлопнул за ними дверь. К его удивлению, она закрыла окно. Затем Грейс повернулась и заговорила.

– Дилан, я знаю, прошло не так уж много времени с тех пор, как мы... вступили в связь, но мне нужно кое-что прояснить. – Её безмятежный голос звучал низко и холодно. – Пожалуйста, никогда больше не прикасайся ко мне на людях.

Её ледяной взгляд, словно Северный Ледовитый океан, остудил его пыл. Он изобразил на лице лёгкую улыбку, но внутри у него всё сжалось, а в ушах усилился шум.

– Мне нравится к тебе прикасаться.

– Я не могу этого позволить в присутствии посторонних. Это неприлично. Я не думала, что нужно отдельно уточнять, Дилан, ты должен сам это понимать. Что на тебя нашло? Я знаю, вы с братом не ладите, но...

– Не ладим? – прервал её Дилан. – Я видел, как он на тебя смотрел.

– Он всего лишь был подчёркнуто вежлив, чего нельзя сказать о тебе. Ты меня унизил, Дилан.

Слова больно ранили, словно удар хлыста. Дилан понимал, что парировать ему нечем, поэтому зацепился за другую часть фразы.

– Вежлив? – повторил он. – Чёрт возьми, я знаю, о чём он думал. Йен буквально раздевал тебя глазами.

К его изумлению, она не стала с этим спорить.

– Что, если и так? – равнодушно спросила она.

– Ты моя содержанка, Грейс, у него нет на тебя прав. Я лишь напомнил ему об этом факте.

– Я не твоя содержанка, Дилан. Содержанками владеют, их покупают и обеспечивают. Я не позволю тебе обращаться со мной так, будто я принадлежу тебе. Ты нанял меня на должность гувернантки твоей дочери. В нашей постели нет места деньгам. Я не содержанка. Я твоя любовница.

– В любом случае, ты моя.

– Нет, – спокойно и решительно возразила она. – Я принадлежу самой себе, и сама выбираю, кому отдаться. Ты не вправе решать за меня.

Грейс развернулась, чтобы уйти, но Дилан обхватил рукой её талию и уткнулся лицом в шею. Она застыла на месте, никак не реагируя на его объятия, и он сдался. Как только Дилан её отпустил, Грейс тут же покинула кабинет. Дверь за ней мягко закрылась. Он уставился на выкрашенную в белый цвет поверхность, задыхаясь в душной комнате.

– Моя, – проговорил Дилан, будто Грейс стояла по ту сторону, но когда он открыл дверь, снаружи никого не оказалось. Он подумал о её глазах, улыбке, о том дне в детской. В груди защемило от свирепой ревности, собственнического желания и, да поможет ему бог, от страха.

Дилан прошествовал в музыкальную комнату и сел. Никогда раньше он не испытывал подобных чувств и сам себя не понимал. Дилан открыл свои записи и принялся за работу, используя музыку, чтобы избавиться от тошнотворной ревности и страха. Погружаться в муки творчества, которые обычно терзали его в последние дни, времени не было. Он беспрерывно стучал по клавишам с такими силой и яростью, что музыка перекрывала шум в голове. Симфония получила такой неистовый финал, что когда его исполнит оркестр в полном составе, стены зала не выдержат и рухнут.

Дилан опять взялся за перо и написал внизу последней страницы одно слово: "Конец".