Каждый охотник (сборник)

— Брат говорит, брось, пройдет. Чего жизнь калечить, не ты первый, не ты последний, мало ли баб, а я и объяснить ничего не могу, — засмеялся Виктор. — Слов у меня таких нет.

— А какие есть?

— Уходи ко мне, — попросил. — Пацана своего бери с собой. У меня мамка — старушка добрая, она все поймет.

— Нет.

Вывернулась, шагнула в сторону, посмотрела умоляюще.

— Нет.

— Почему?

— Муж. Сын без него не сможет. Я не могу … так.

— И я не могу так, — кивнул Виктор. — И ты не сможешь. Это такое дело, один глаз выбьешь, второй сам слепнет. Хочешь, я поговорю с твоим мужем?

— Да ты что? — ужаснулась Катя. — Смерти моей хочешь? Да он… убьет тебя!

— Убьет? — усмехнулся Виктор. — Пусть попробует. Есть у меня, чем отбиться.

— Не смей! — Катя произнесла эти слова тихо, но так, что он замер. — Не смей.

Николай хмурился и упирался, потом махнул рукой, позвонил на работу, с кем-то поменялся и поехал с Катей и Дениской на дачу. Весна задержалась, до дверей добираться пришлось по сугробам, потом потратить несколько охапок дров, чтобы протопить печь. Зато была снежная баба, игра в снежки, шашлык в ржавом мангале, горячий чай перед гудящей печью. Денис задремал прямо в кресле, Николай уложил его на диван, вслед за Катей поднялся в мансарду. Она с замиранием легла на холодную простыню, дождалась мужа, обняла его, вцепилась изо всех сил. Он поцеловал ее возле мочки уха и прошептал: — Царевна-Несмеяна! Успокойся! Все хорошо! Все замечательно! Каникулы!

Сердце схватило через два дня. После обеда. Тупым ударило в грудь, потом заломило где-то в боку и спине. Она выронила половник, обрызгав горячим супом колени Дениске, открыла рот и, не в силах произнести ни слова, согнувшись, начала искать табуретку. Николай подскочил, поймал ее на руки, потом рвал на Ниве по раскисающей дороге к городу, орал на кого-то по сотовому телефону, держал Катю за плечо и недоуменно смотрел на доктора, который требовал объяснить, откуда у больной в центре груди гематома? Все это подернулось дымкой, раздраженный голос Николая и плач Дениски стали тише, а вместе с ними ушла и боль.

Нинка прорвалась к ней через три дня. Она выгрузила из сумки гроздь бананов, какие-то соки, окинула взглядом больничную палату, с готовностью всплакнула, взяла Катю за руку.

— Ну, ты выдала! Твои-то где?

— Ушли уже, — прошептала Катя. — Только что были.

— Что ж ты раньше то не говорила, что у тебя сердце больное? — посетовала подруга. — Довела себя до инфаркта! Ну, ничего. То тебя Колька на руках носил, теперь пылинки будет сдувать. Во всем есть свои хорошие стороны. Жаль, что плохих всегда больше. Не доводят до добра все эти переживания!

— Я знаю, — прошептала Катя. — Я рассталась с ним.

— Ну и ладно, что было, то сплыло, — довольно кивнула Нинка. — А я поначалу даже обрадовалась, что вы на дачу укатили. Думала, если ты с катушек слетела, так это только твой приятель и мог сладить. Думала, это он у вашего дома застрелился. Говорят, сутки мужичонка какой-то у подъезда топтался, а как раз четвертого дня из пистолета в сердце себе и засадил. Я по телику репортаж видела. Понимаешь, чего творится? Скоро уже бомжи всякие с пистолетами бродить начнут. Думаю, придется тебе, подруга, Дениску в школу провожать. Ну и встречать, конечно. Заодно и гулять. Самое время. Весна! Да что ты плачешь, Катька?!

— Холодно мне, накрой.

— Ну, успокойся! Ты что? Тебе же нельзя плакать!

— Он… он у меня даже имени не спросил!

2005 год

Высушено:

Ботинки