Каждый отвечает за всех

– Ничего не значит, – нахмурился Страшнов. – Мы сделаем все возможное, и, если удастся, рука будет действовать. Между прочим, это зависит и от вас.

Страшнов подошел к окну, достал папиросы, посмотрел и опять спрятал в карман халата.

– Можно идти? – спросила сестра.

– Можно, – разрешил он. – Отдыхайте, Демин. Я зайду к вам сегодня. Попозже.

Сестра проводила Демина в палату, и он долго лежал, глядя в потолок, и слушал Ганечку, который рассказывал о своем последнем сроке, о чифире, который пьют вместо водки, о житухе в заключении. Он слушал Ганечку, а видел небо и аэродром своего полка. Он видел коробки жилых и служебных строений, бетонные плиты взлетно-посадочной полосы, ряды расчехленных самолетов и стремительную фигурку взлетающего истребителя, который с ревом мчится по бетонке, оставляя полосу пыли. Вот он оторвался от земли, взлетел и, набирая высоту, растаял в небе. Мощный гул турбины, удаляясь, перекатывался рокочущим громовым эхом, и в него вплетался голос Ганечки, который вспоминал о своем падении и первом аресте за украденную буханку хлеба в тяжелый послевоенный год.

– Только притырил, а тут «мусора» – и до свиданья, мама, не горюй, не грусти. Три годика. И я не обижаюсь, хотя мог: «В годину смуты и разврата не осудите братья брата!»

– А потом? – спрашивал Сергей.

– А потом второй срок, о нем я рассказывал, а потом, когда ты в законе, схлопотать пятерку ничего не стоит. Вот помнится...

...Первый вылет на перехват «противника». До этого он летал только в ясные дни по кругу, летал в зону, много занимался в классах, и вот первый вылет по тревоге. Слева пристроился ведомый, они скоро пробили облачность и вышли на солнечный простор. Штурман наведения дал курс и высоту и следил за ними с земли. На рубеже перехвата Демин обнаружил цель, сообщил на землю и пошел в атаку. Это был условный противник, но атака была настоящей: «враг» умело маневрировал, Демин и его ведомый трижды атаковали, и, когда возвратились на аэродром, пленка фотопулемета подтвердила, что они справились с боевой задачей. В этот день он впервые, пикируя с большой высоты, испытал кратковременную невесомость. На несколько секунд он оторвался от земной колыбели, он не чувствовал веса своего тела, он не чувствовал земного притяжения...

Сергей рассказывал, что он тоже знавал голодные годы войны и послевоенного времени, но он подался в школу ФЗО, а потом все время строил, служил в армии, пахал целину, возводил заводы и комбинаты.

– Я тоже строил, только под конвоем, – сказал Ганечка. – Все мы строим.

Они заспорили о судьбе и счастье, о том, что, если повезет человеку, он чего-то добьется, а не повезет – махни рукой.

Спор их погас, когда в палату вошла сестра с некрасивым лицом и прической под мальчика. Она села на стул у кровати Сергея, спросила, не надо ли чего, и стала молча глядеть на его обнаженную грудь, поросшую золотистым волосом, и слушать письмо Тани, которое Сергей читал вполголоса.

– Мировая самочка, смак! – сказал Ганечка, когда она вышла. – Лицо великовато, как у лошади, зато тело – закачаешься!

Сергей назвал его поросенком и заявил, что Лида хорошая девушка. Лицо, правда, у нее не ахти, но разве все дело в лице?

Демина поташнивало, он встал, напился прямо из графина и опять лег. Ганечка принялся читать «Трех мушкетеров». Сергей в ожидании своей Тани трудился над книжкой по ремонту часов: шептал о шестеренках, камнях, анкерном ходе и, наверное, представлял себя в мастерской – лупа у глаза, белый с голик перед ним и эти камни и шестеренки, отсчитывающие время.

Таня пришла незадолго до обеда.

Белокурая, голубоглазая, она неслышно появилась в палате, и Сергей засуетился, затеребил руками простыню, прикрывая свои сухие ноги и не сводя с нее восторженного взгляда.

Он не обманывался относительно ее внешности, но ничего исключительного не было – крепенькая миловидная девушка, хорошо сложена, короткое платье в обтяжку, каблучки.

– Добрый день, – сказала она, глядя на незнакомого ой Демина и спиной прикрывая за собой дверь.

– Да ты проходи, проходи, чего ты! – засуетился Сергей.

Постукивая каблучками, она прошла к его кровати, положила на тумбочку сетку с кулечками и свертками и села рядом на стул, оглянувшись на Демина и мельком посмотрев на Ганечку.

– Это у нас новенький, – радостно сообщил Сергей. – Со вчерашнего вечера здесь. Познакомься: военный летчик старший лейтенант Демин.

Таня послушно обернулась, протянула Демину руку с яркими накрашенными ногтями – рука неожиданно крепкая, шершавая, – покраснела и назвала себя.

От нее исходил густой запах помады и духов, неприятно даже. Зачем это ей, такой молоденькой? И ногти размалевала, короткие обломанные ногти.

– Ну как там у вас? – торопил Сергей. – Скоро на каникулы? На улице сейчас хорошо, зелень, солнце!

– Хорошо, – сказала Таня. – На Волге пляж сделали, недалеко от пристани, загораем, купаемся. И на Свияге тоже.

– А ты вроде не загорела?

– Я? Так ведь экзамены сейчас, я загорю, вот кончатся экзамены, и буду загорать. Вчера мы в филармонии концерт давали, я исполняла соло на скрипке.

– И как?