Каждый отвечает за всех

Пять лет назад, во время последнего своего приезда домой, когда сыновья еще ничего не знали, а знала только их мать, он вышел с ней вот в такой же вечер сообщить последнюю новость – родилась Надька и он больше не может сюда приезжать. Они ходили тогда по берегу Волги, а над Волгой висла большая луна, спокойная и яркая. Прямо к их ногам от луны бежала по воде зыбкая серебряная дорожка, а ночная Волга была величаво-спокойной, дремлющей, а в прибрежных деревьях щелкали соловьи, и, подчиняясь этой красоте, они тоже говорили спокойно, очень спокойно, если не считать чувства глубокой печали и ясно сознаваемой непоправимой беды. «Мы с тобой как влюбленные, – сказала она грустно. – Как семнадцатилетние. И тихий берег реки есть, и луна, и лунная дорожка у ног, даже соловьи поют. Как в книжке о любви». А он вслух подумал, что, если бы эту прогулку заснять сейчас на цветную пленку или зарисовать, получилась бы в самом деле красивая и поэтическая картина. «А почему бы ей быть не поэтической, – сказала она. – Вроде мы остались людьми...»

– Знаешь, пап, о чем я думаю? Я думаю сейчас о том, что у нас удивительная, прекрасная страна. Не только потому, что в ней есть Волга, родная деревня, Москва, есть далекий край, который я уже сейчас хочу как-то представить и полюбить, потому что мне там жить и работать. Главное вот в чем: ты захотел стать журналистом – и стал, я захотел быть летчиком – и вот я летчик. А? Как ты смекаешь?

– Да, это – главное, – ответил отец и опять услышал то давнее, за что он всегда ценил ее и глубоко уважал: «Вроде мы остались людьми». И еще он подумал, что его дети либо сами поняли то, о чем он никогда им не говорил, либо другие объяснили им великий смысл понимания Родины. Доходчиво объяснили, прочно. А вслух сказал: – Постарайся стать хорошим летчиком. В любом деле, на любой работе надо быть безупречным специалистом, надежным работником – без этого нет счастья. И постарайся избежать личных потерь. Моих потерь.

– Наших, – поправил сын. – Не твоя вина, что только в тридцать лет ты стал дотягиваться до своей мечты. Вот если бы ты оставил ее... Постарайся не думать о пенсии и через годик приезжай ко мне в гости. Приедешь?

– Считай, что договорились.

А у вагонов остались уже одни провожающие – вокзальный диктор объявил, что поезд отправляется.

– Ну, ни пуха тебе, ни пера!

– И тебе. Не старей тут без меня!

Они обнялись и поцеловались.

И вот уже один стоял он на платформе, смотрел на уплывающие под луну красные огни последнего вагона и думал, что Валя скоро начнет беспокоиться, а Надька, привыкшая перед сном слушать сказки, отказалась спать до его возвращения.

Он много рассказал ей сказок, каждый вечер сочинял новую, но сегодня не будет сочинять, он расскажет быль. Добрую быль о молодом летчике, который едет по родной земле и думает о том, какая она большая и красивая и как хорошо жить на ней, особенно когда ты молод.

1971 г.

ПОД КОЛЕСАМИ

I

Над операционным столом опустили мощную бестеневую электролампу, придвинули белый металлический столик.

– Который час? – спросил хирург.

– Четверть одиннадцатого, – сказал ассистент.

– Опять задержусь, значит. А жена сегодня пельмени готовила. – Хирург посмотрел на Демина внимательными прищуренными глазами и кивнул ассистенту: – Привяжите ему ноги выше колен. У вас все готово, Анна Сергеевна?

– Готово, доктор, – сказала сестра.

– Добро.

У него был густой бас и доброжелательный взгляд, и весь он был большой и спокойный.

«Наверно, не так уж сложно, если он говорит о пельменях, – подумал Демин, – наверно, все обойдется». Скосив глаза влево, он посмотрел на рослого седеющего хирурга в марлевой полумаске и на его руки в желтых резиновых перчатках. Рядом с ним стояли молодой строгий ассистент в пенсне и худенькая старушка – операционная сестра. У изголовья нагнулась девушка в белом. В руках у нее была резиновая хирургическая маска.

– Наркоз, – сказал хирург.

Демин ощутил холодное прикосновение маски к лицу и незнакомый запах. Глаза ему закрыли полотенцем.

– Дышите глубже и считайте.

Дышать было неловко, он открыл рот.

– Один, два, три, четыре...

Множество мельчайших капель сеялось липкой мошкарой и забивало носоглотку. Душный влажный воздух закупорил легкие.

– ...десять, одиннадцать... двенадцать... тринадцать...

В глазах замелькали светящиеся точки. Как при больших перегрузках.

– Глубже дышите, глубже!

– Пятнадцать. Шестнадцать. Семнадцать. Восемнадцать. – Демин почувствовал усталость и раздражение.

– Считайте, считайте!

Это сестра говорит. А чего считать?

– Я забыл дальше. Какое дальше число?

– Девятнадцать. Дышите глубже!

– Двадцать... Двадцать один... Девятнадцать...

– Приготовились!

Это вроде хирург сказал. Что – приготовились? Перед глазами сплошная темная пустота. Нет, не темная, а черная, совсем черная. Ни одной звездочки вокруг, ни одной светлой точки. Только это не пустота, а плотная черная материя.

– Двадцать два. Тридцать семь...

– Начинаем.