Каждый сам за себя

Наверно, в завершение этих фантастических признаний стоило бы заняться сексом. К сожалению, на эффектный финал не хватило ни сил, ни здоровья. Кира не могла уснуть. Она долго смотрела на Макса. На лице виднелись чёткие следы усталости. Вымотала она его – будь здоров! А всё ради чего? Стоит ли сейчас упоминать, что такой вариант перемен в нём она рассматривала? Стоит ли говорить, что подозревала в его подлостях то самое самопожертвование? Не сразу, нет. Только оказавшись одна в другой стране, Кира смогла распознать в его метаниях агонию. Хотел защитить, выгородить, уберечь. Оттого его поступки казались особенно жестокими. Он бил по больному, заставлял отвернуться. Вот только убедить себя в этой правде Кира не могла. Ничего, кроме предчувствий. А в противовес – его предательство. Реальное и жестокое. Было страшно. Страшно ошибиться в нём. А когда после её бравады Макс развернулся и ушёл, целый мир рухнул. Говорят, сходить с ума могут только те, кто этим умом обладает. Кажется, с мозгами у неё явный перебор. В каком-то странном забытьи она метнулась в ванную комнату и располосовала себе вены. Даже больно не было. Не это ли признак безумства?

Кира отлично помнила свою игру в сумасшествие. Ещё тогда, давно, в детстве… Она всё ещё находилась в больнице после избиения, когда память вернулась. Резко, болезненно, фатально. В попытке защититься, Кира придумала игру. Игру в безумство. И вот вместо горьких слёз, которые она таила глубоко внутри, на выход просилась злая истерика с громкими обвинениями и проклятиями. Проблему она тоже придумала. «Бесплодие! Приговор!» – разрывалась от крика она. И ведь никому даже в голову не пришло, что девчонка в пятнадцать не думает ни о каком материнстве. Никому в голову не пришло, что Кира благодарит бога за то, что подарил ей жизнь. Ещё раз. А больно было оттого, что ей пришлось резко повзрослеть. Больно было оплакивать свою любовь. Иллюзии растаяли, как и не было. Вот это болело. А остальное… пустота!

Осознание масштабов трагедии пришло к ней только тогда, когда в грудь били горячи струи воды, когда не осталось желания или… или сил что-то исправить. Да… ей, однозначно, не хватит на это сил. Вода окрасилась в алый, а глаза закрывались сами собой. Вот это было по-настоящему. Никаких больше игр и забав. И мысль, что всё готова отдать, только бы действительно носить в себе его ребёнка… эта мысль стала последней. И сделала её счастливой.

Просыпаться было больно. Просыпаться было страшно. А потом в уголках глаз собрались слёзы. Потому что он был рядом. Здесь, с ней. И это, поистине, лучший день в её жизни. Оставалось только объясниться и объяснить. Наверно, он должен знать правду. Вот только ничего слушать Макс не стал. У него были свои признания. Свои ошибки, которые хотелось исправить немедленно, сейчас! А её душу он поберёг, предпочёл не выворачивать. Может быть когда-нибудь потом…

Кира коснулась непослушными пальчиками мужских губ, очерчивая их край. Сдержать улыбку не получилось. Когда-то давно один человек пытался заверить её в том, что в мире больших денег места для любви не остаётся. Сейчас этот человек снова был напротив, но, кажется, больше на высокое не замахивался и смиренно склонил голову пред чувствами. Он готов был променять все блага, все деньги мира на нечто эфемерное, незримое человеческому глазу. Какие неожиданные порой случаются повороты судьбы… Конечно, он любит. Иначе и быть не могло.

Кира пыталась просчитать долю вероятности для счастливого исхода этих отношений. Жаль, что ни одна математическая формула не в состоянии вычислить погрешность чувств. Ни одна формула не может противостоять желанию двух людей быть рядом друг с другом. Любовь с лёгкостью нарушает любые законы. Она пересекает любые границы, разрушает их, устанавливает новые правила.

Мысли требовали простора, и Кира вышла на балкон. Тут же пожалела о том, что не оделась – всё же курортный сезон ещё не начался. Вернуться в номер – не вариант: Макс тут же проснётся. Пришлось пристроиться на мягкий пуф и обтянуть сарафан, пытаясь спрятать под ним ледяные ноги. Лавров показался на балконе практически сразу за Кирой, недовольно глянул и растёр голую грудь ладонью.

– Почему не оделась? – хмуро осведомился он, и Кира вдруг рассмеялась.

– Ты что же это, заботишься обо мне? – умилилась она. Макс аж брови вскинул.

– А ты думала! – фыркнул он в итоге и ловко провёл рокировку. Теперь он сам сидел на пуфе, а Кира уместилась на его коленях. Горячее после сна мужское тело заставило забыть о холоде. И вообще обо всём забыть. Потому, когда Макс заговорил снова, Кира даже вздрогнула. – Я потратил столько нервов и сил, а в итоге что: проколоться на каком-нибудь банальном воспалении лёгких? – шутливо проворчал он. Кира уставилась в мужское лицо.

– То есть это чисто меркантильный подход?

– Ну конечно! Где ещё я найду такую же чокнутую?

Кира обиделась и возмутилась:

– Никакая психически здоровая женщина не выдержит твоих выходок.