Каждый твой вздох. Там, где заканчиваются слова, начинается танец

Маттиа

Это сильнее меня. Если бы только мог освободиться от этого горького воспоминания, вычеркнуть из памяти тот кусок жизни, который больше мне не принадлежит… Я пытаюсь, но ничего не выходит. Эта глубокая рана еще открыта, и сколько бы ни старался, она все никак не зарубцуется, нет-нет да и раскроется и снова начнет кровоточить. Незаживающая рана, которую оставила мне Лара. Я был уверен, что это женщина всей моей жизни, но она разрушила мою жизнь в один момент. Всякий раз, думая о нашем последнем ужине, чувствую себя идиотом. Я все приготовил – полдня стоял у плиты. Хотел, чтобы все прошло на высшем уровне, а не в бездушных стенах ресторана; выбрал искренность моей мансарды на виа Спалато – она стала нашим миланским гнездышком.

Она, как обычно, вернулась из редакции женского журнала, где работала директором отдела моды. Красивая, безупречная, с идеально гладким каре, четким контуром помады. Отбросив туфли в угол у входа, она босиком подошла ко мне – как раз когда я в гостиной зажигал свечу с ароматом малабарского перца – ее любимым – в центре столика, накрытого на двоих.

– Что празднуем, Мэтт? – спросила она этой своей снобистской интонацией. Стройная и нервная, типичная «жертва моды». У нее была привычка в каждую фразу вставлять английское словечко.

– Ничего особенного, princess[87]. Просто хотел сделать тебе сюрприз. – Без всяких объяснений я принялся накладывать закуску из тунца.

– М-м-м, надеюсь, ты не собираешься за что-нибудь попросить прощения? – С улыбкой подмигнула она, явно не подозревая, о чем я собирался ее попросить.

– Кто знает… – уклончиво ответил я.

Потом Лара принялась поглощать еду со своей обычной поспешностью, слегка рассеянная и погруженная в свои мысли. Самое главное – мне и это в ней нравилось. Итак, спустя полчаса мы уже приступили к десерту. Я достал из холодильника шоколадный пудинг и, прежде чем вернуться к ней, проверил: кольцо все еще лежало в кармане хлопкового кардигана, что был на мне. После второй ложечки десерта решил, что готов к атаке. Пальцем слегка коснулся ее предплечья.

– Лара…

Она отвлеклась от стаканчика.

– Да? What’s up, darling?[88] – спросила она, чуть склонив голову.

– Знаешь, я много об этом думал, – голос мой предательски задрожал, я не мог сдержать эмоций. – Мы живем вместе уже почти два года…

– И что? – улыбнулась она.

– Ну, в общем, подумал… – я сделал глубокий вдох, вынул коробочку цвета морской волны и поставил перед ней на стол. Кольцо «Тиффани Инфинити» поблескивало в свете свечи. – Ты выйдешь за меня замуж?

Мой голос против желания превратился в шепот. В моих словах было заключено предложение бессрочного проекта, бесконечной любви.

– Oh, God[89]. – Губы Лары скривились уголками вниз; глаза внезапно наполнились грустью. – Мэтт, ты же знаешь, что я думаю о браке… – Она закрыла коробочку и отодвинула, словно возвращая отправителю нежеланный подарок. Я мало-помалу начал понимать то, что понимать отказывался.

– Ну, да… Мы никогда не обсуждали это всерьез, но был уверен, что эта идея не была тебе так уж неприятна… – Я хохотнул, стараясь разрядить обстановку, но смеяться совсем не хотелось.

– Я пока не готова к этому шагу. – Лара накрыла мою ладонь своей. – Но дело не только в этом…

– А в чем еще? – Я совершенно был сбит с толку.

– Дело в том… что я тебя больше не люблю.

Мне как будто кулаком в живот ударили. Правильно ли я расслышал?

– Что, прости?

– Мэтт, прошу тебя, – глаза у Лары увлажнились. За два года я ни разу не видел, чтобы она плакала. – Не заставляй меня повторять. Не усложняй.

– У тебя появился другой?

Лара не ответила. В этот момент я думал, что умру. Как я раньше не заметил? В голове вдруг словно вспыхнула яркая искра, и все стало ясно – даже то, чему я сам прежде старался не придавать значения: как она не приходила к обеду под предлогом, что в редакции полно срочной работы, как зачем-то сменила прическу, как просиживала по полчаса в туалете (разумеется, переписывалась с ним!), и секс – все реже и все короче, и этот странный запах, который с недавнего времени появился у ее кожи. Каким же я был кретином, что не разглядел, кто рядом со мной. Я вдруг испытал такую ярость, какой никогда прежде не чувствовал, схватил коробочку с кольцом и швырнул об стену гостиной. И поклялся себе, что это будет последний жест любви в моей жизни. Вот почему в эту волшебную ночь на Ибице я не могу взять тебя за руку. Потому что, Бьянка, ты уже много для меня значишь.