Комиссар Лауб, злобно ухмыляясь, смотрел ей в лицо и вдруг завопил: — Погодите, я вас всех закопаю в землю. Всех вас сгною! Всех! Дежурный, приведите сюда Берту Купке!
Целый час он запугивал и избивал обеих женщин, хотя Берта Купке сразу же созналась, что рассказала фрау Квангель про фрау Хефке. Она раньше помещалась в одной камере с фрау Хефке. Но комиссару Лаубу этого было мало. Он желал точно знать, о чем они говорили между собой, а ведь они только жаловались друг другу на свое горе, как это водится у женщин. Он же чуял повсюду заговоры и государственные преступления и не переставал бить и пытать! Наконец ревущую Купке оттащили обратно в подвал, и Анна Квангель снова осталась единственной жертвой комиссара Лауба. Она была до того измучена, что слышала его голос как бы издалека, его фигура расплывалась перед ней, и удары уже не причиняли боли.
— Что же произошло? Почему так называемая невеста вашего сына перестала у вас бывать?
— Не знаю. Нет, ничего не произошло. Просто муж был против всяких гостей.
— Вы же сознались, что Хефке он согласился принимать.
— Хефке не в счет, Ульрих ведь мне брат.
— А почему Трудель больше не приходила к вам?
— Потому что мой муж этого не хотел.
— Когда же он ей об этом сказал?
— Да не знаю
— Только, когда ты мне все, все скажешь. Так когда ваш муж запретил Трудель ходить к вам?
— Когда мой сын был убит.
— Ага! А где это он ей сказал?
— У нас дома.
— А почему, он объяснил?
— Он не хотел, чтобы кто-нибудь у нас бывал. Господин комиссар, право, я больше не могу. Хоть десять минут дайте отдохнуть!
— Ладно. Через десять минут сделаем перерыв. Какую же причину выставил ваш муж, когда запретил Трудель приходить?
— Он просто не хотел, чтобы у нас бывали люди. Ведь мы уже тогда задумали писать открытки.
— Значит, он ей сказал, что собирается писать открытки?
— Нет, об этом он никому не говорил ни слова.
— Какую же он выставил причину?
— Просто сказал, что не хочет больше, чтобы к нам ходили. Ох, господин комиссар!
— Если вы скажете мне настоящую причину, я на сегодня вас отпущу!
— Да это и есть настоящая причина!
— Неправда! Я же вижу, вы лжете. Если вы не скажете мне правды, я буду допрашивать вас еще десять часов. Что же он сказал? Повторите мне слово в слово все, что он сказал Трудель Бауман.
— Не помню. Он очень сердился.
— За что же он сердился?
— За то, что я оставила Трудель Бауман ночевать, у нас.
— А когда он запретил ей приходить, потом, или сразу же выставил ее?
— Нет, только утром.
— А утром запретил приходить?
— Да.
— За что же он так сердился?
Анна Квангель собралась с силами. — Я вам все скажу, господин комиссар. Этим я больше никому не причиню вреда. Как раз в ту ночь я спрятала у себя старую еврейку Розенталь, ту, что потом выбросилась из окна и насмерть разбилась. За это он так рассердился, что заодно выпроводил и Трудель.
— Почему же Розенталь пряталась у вас?
— Потому что ей было страшно одной в квартире. Она жила над нами. У нее взяли мужа. И ей было страшно. Господин комиссар, вы мне. обещали…
— Сейчас, Сейчас мы закончим. Значит, Трудель знала, что вы прятали у себя еврейку?
— Да ведь это не было запрещено?
— Конечно, было запрещено! Порядочный ариец не станет прятать у себя жидовское отродье, а порядочная девушка пойдет и донесет об этом в полицию. Что же сказала Трудель, когда узнала, что у вас еврейка в квартире?
— Господин комиссар, больше я ничего не скажу. Вы каждое мое слово переворачиваете по-своему. Трудель ни в чем не виновата, она ничего не знала!
— А что у вас ночевала еврейка, она знала?
— В этом ведь не было ничего дурного.
— На этот счет мы другого мнения. Завтра я притяну вашу Трудель.
— Господи боже мой, что я опять натворила, — заплакала фрау Квангель. — Теперь я и Трудель впутала в беду. Господин комиссар, Трудель нельзя трогать, она в положении!
— Ага, вот оно что, теперь вы и об этом, оказывается, знаете, а говорите, что не видали ее около двух лет! Откуда вы это знаете?
— Ну я же вам говорила, господин комиссар, что муж как-то встретил ее на улице.
— Когда это было?
— Недели две назад. Господин комиссар, вы мне обещали передышку. Хоть самую маленькую, ради бога! Сил моих больше нет.
— Еще минутку! Сейчас кончим. Кто заговорил первый: Трудель или ваш муж? Они же были в ссоре?
— Они не были в ссоре, господин комиссар.
— Как это не были, когда ваш муж запретил ей бывать у вас!
— Трудель на это не обиделась, она знает моего мужа.
— Где же они встретились?
— Не знаю, кажется, на Малой Александерштрассе.
— А что ваш муж делал на Малой Александерштрассе? Ведь вы говорили, что он ходил только на фабрику и обратно?
— Да, больше никуда!
— А что он делал на Малой Александерштрассе? Верно рассовывал открытки, так, фрау Квангель?
— Нет, нет! — испуганно воскликнула она и вдруг побледнела. — Открытки всегда разносила я. Я одна, не он!
— Отчего вы так побледнели, фрау Квангель?
— Я вовсе не побледнела. А может, и побледнела. Мне плохо, Вы же обещали сделать передышку, господин комиссар.