Каждый умирает в одиночку

И тут-то он наконец чувствует свое превосходство над этой женщиной. Он усмехается, он говорит: — Видишь ли, Хете, ты ведь ничего не понимаешь в скачках, а я все понимаю. И уж если я говорю: Адебар возьмет, и даже рискую поставить на него пятьдесят марок…

Она прерывает его. Она очень резко прерывает его: — Ты моими деньгами рисковал! Если тебе нужны деньги, изволь говорить, ты не за харчи у меня работаешь, но без моего разрешения не смей никогда брать деньги из кассы, понятно?

От этого необычно резкого тона, он снова потерял всякую уверенность. Он жалобно лепечет (и она уже чувствует — сейчас он заревет, и она уже боится этих слеа), итак, он жалобно лепечет: — Каким тоном ты говоришь со мной, Хете? Точно я только твой работник! Ну, конечно, я больше не возьму из кассы! Я просто думал, что доставлю тебе удовольствие, если заработаю такие денежки! Раз победа была гарантирована!

Но она не поддается на подобные разговоры. Деньги для нее всегда дело второстепенное, главное — обмануто доверие. А он воображает, будто она из-за денег сердится, вот болван! — Ради этих скачек ты и магазин закрыл? — говорит она с раздражением.

— Да, — ответствует он. — Ведь тебе все равно пришлось бы закрыть его, если бы меня тут не было.

— И ты уже заранее решил, что запрешь, когда я еще уходила?

Да, — отвечает он простодушно. Затем торопливо поправляется: — Нет, конечно, нет, а то я попросил бы у тебя позволения. Мне это пришло в голову только, когда я проходил мимо букмэкера — знаешь на Нейе Кэнигштрассе, я шел мимо и прочел объявление, и когда увидел, что Адебар аутсайдер, я тут только и решил.

Так! отозвалась Хете. Она не верила ему. Конечно он все ето задумал еще до того, как посадил ее в поезд метро. Она вспомнила, что он сегодня утром особенно долго возился с газетой и потом все что-то высчитывал на бумажке, даже когда уже пришли первые покупатели.

Так! — повторила она еще раз. — И ты преспокойно разгуливаешь по городу, а мы уговорились, что из-за гестапо тебе следует как можно меньше показываться на улице?

Но ведь ты же позволила мне проводить тебя до метро?

Ты был со мной. И потом я же тебе говорила, что это только проба! Это вовсе не значит, что тебе уже можно целый день бегать по городу! Где же ты был?

Ах, просто в маленьком кабачке, я его давно знаю. Туда гестаповцы никогда не заглядывают, там бывают только букмэкеры и тотошники.

И все они тебя знают! И все они могут раззвонить, — мы, де, видели этого Энно Клуге там-то и там-то!

Но ведь и гестапо знает, что где-нибудь же я есть.

Только где — не знает. А этот кабачок очень далеко отсюда, на Веддинге. И не было там никого, кто мог меня засыпать!

Он говорит убежденно, с жаром. Послушать со стороны — он совершенно прав. И он абсолютно не понимает, как ужасно обманул ее доверие, как жестоко она борется из-за него с собой.

Взял деньги — чтобы доставить ей удовольствие. Закрыл магазин — она тоже бы закрыла его. Отправился в кабачок — но это же далеко, на Веддинге. А что она испугалась за свою любовь, тут он ровно ничего не понял, это ему и на ум не пришло.

— Значит тебе, Энно, — спрашивает она, — больше нечего на этот счет сказать, или есть?

— Да что ж мне еще говорить, Хете? Я вижу, ты страшно сердита, но я, право, не вижу, чем я уж так провинился?

И вот они все-таки, эти слезы, которых она так опасалась! — Ах, Хете, не сердись больше на меня! Обещаю, что буду у тебя всегда заранее спрашиваться! Только не сердись на меня. Иначе я просто не выдержу…

Но на этот раз не помогли ни мольбы, ни слезы. Что-то в них звучало фальшиво. Почти брезгливость вызывал в ней этот всхлипывающий мужчина. — Все это я должна еще хорошенько обдумать, Энно, — сказала она, не сдаваясь. — Ты, видно, даже вот настолько не понимаешь, как ты обманул мое доверие!

И она прошла мимо него в кухню, чтобы дожарить картошку. Итак, объяснение между ними состоялось. А что оно дало? Разве оно определило их отношения? Разве помогло что-нибудь решить?

Нисколько! Оно только показало ей, что этот человек совершенно не способен почувствовать свою вину. Что он беззастенчиво лжет, когда этого, по его мнению, требуют обстоятельства, причем он готов лгать каждому, ему решительно все равно.

Нет, не такого мужчину ей нужно. С ним необходимо покончить. Правда, сегодня вечером она уже не может выгнать его на улицу — это ясно. Ведь он даже и не понимает, в чем его преступление! Он точно щенок, который изгрыз пару башмаков и не догадывается, за что его выдрал хозяин.

Нет, один-два дня она должна ему дать, чтобы он подыскал себе другую квартиру. А если он попадет в когти гестапо, что ж, она с этим не посчитается. Ведь не посчитался он с ней из-за каких-то своих скачек. Нет, она должна от него освободиться, никогда больше не сможет она отнестись к нему с доверием. Ей суждено жить в одиночестве до самой смерти! И от этой мысли ей становится страшно.