Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил

София насквозь видела всю ту ложь, которую я лил фонтанами, убеждая самого себя, что деньги остались у меня случайно, так как я упустил момент, когда можно было о них упомянуть… так как был слишком смущен… думал, это усложнит дело. Она видела: тут кроется что-то еще. Простая жадность? Едва ли. Я не ожидал, что завтра Майкл заключит меня в объятия и разделит со мной наличные, но я солгал бы (а обещал этого не делать), если бы не сказал, что в течение трех лет испытывал некое умиротворение, памятуя о лежащей в глубине моего шкафа сумке с деньгами, особенно в свете всего произошедшего с Эрин. Это были деньги, имея которые можно в любой момент встать и уйти. Это были деньги на случай, если все пойдет прахом. Это были деньги, чтобы начать сначала. Я не хотел их, но радовался, что они там лежат.

– Я их не брал, – завел я свою обычную песню. – Они у меня оказались.

София разочарованно нахмурилась. Она понимала, что мои оправдания хорошо отрепетированы.

Правда была такова: этим утром перед выездом из дома я взял две пачки банкнот и сунул их в бельевой ящик. Правда состояла в том, что, пока Марсело не вмешался в дело, я считал, что Майкл отправится в места не столь отдаленные на гораздо более долгий срок и деньги ему будут не нужны. Правда в том, что я не потратил больше исключительно и только потому, что не знал, откуда эти деньги и можно ли их отследить. В противном случае я, по крайней мере, положил бы их на счет и тратил проценты. Правда в том, что я до сих пор не решил, отдам ли завтра деньги Майклу.

Я привез их на случай, если он спросит. А Софии сказал о своем намерении для усиления ответственности, чтобы не дать себе пойти на попятную.

У людей, которые решились на что-то, бывает такой особенный вид. Внешне ничего не меняется, но вы ощущаете это шестым чувством, вроде как мурашки бегут по шее под чужим недобрым взглядом. И вот это произошло. Атомы в воздухе сместились. София приняла решение.

– А если я скажу тебе, что мне нужна часть этих денег? – вдруг выдала она.

Зазвонил телефон, напугав нас. Еще бы. Вы ведь читали такие книги. Загорелась маленькая цифра 2. И после двух звонков погасла. Я не успел даже руку протянуть, чтобы ответить. Посмотрел, сколько времени. Четверть двенадцатого. Если вы следите за нумерацией страниц, то понимаете: только что кто-то умер. Но я об этом пока не узнал.

– Подумай о моих словах, – сказала София, и я сообразил, что она ждет от меня реакции.

– Сколько тебе нужно?

– Может, пятьдесят. – Она пожевала губу, взяла из сумки пару пачек, покачала на руке, будто взвешивая, и добавила: – Тысяч.

Как будто я мог подумать, что она пришла ко мне посреди ночи за пятьюдесятью долларами.

– Майкл знает, что деньги у меня.

– Он знает, что оставил их у тебя, а не что они у тебя есть. – София явно отрепетировала эти слова, иначе ее аргументы не загрузились бы в комнату так же гладко, как мои оправдания. – Ты можешь сказать, что деньги забрала полиция. Ты можешь сказать, что пожертвовал их. Или вообще сжег.

Тут самое время притвориться, что сам я не обдумывал такие варианты, но я этого не сделаю. Я заслуживаю доверия, помните?

– Что у тебя случилось? – спросил я, подумав про себя, что есть люди побогаче и находящиеся в лучших отношениях с законом, к которым она могла бы обратиться, например ее отец.

И пятьдесят тысяч – это, конечно, большая сумма, но София – хирург, владелица недвижимости: если ей нужны пятьдесят тысяч долларов (она сказала «может, пятьдесят», и, на мой взгляд, это означало, что нужно именно столько), значит такое количество денег требуется, чтобы залатать дыру между тем, что она может раздобыть сама, и необходимой общей суммой. И ей нужны наличные. То есть деньги надо достать быстро, тихо и неофициально. София, похоже, провалилась в более глубокую яму, чем хотела показать.

– Мне не нужна помощь. Мне просто нужны деньги.

– Они не мои.

– И не его тоже.

– Мы можем поговорить об этом завтра?

София положила деньги, но я видел, что она роется в своих ментальных заметках – проверяет, все ли сказала, что собиралась, как будто сидела на собеседовании для приема на работу и ей задали вопрос, которого все боятся: «Итак, есть ли у вас какие-нибудь вопросы к нам?» Вероятно, София решила, что использовала все самые убедительные доводы, потому что подошла к двери и открыла ее. Внутрь ворвался ледяной вихрь.

– Просто посмотри, как они обращаются с тобой. И ты до сих пор считаешь себя в долгу перед ними? Когда-нибудь ты поймешь, что семья – это не про то, чья кровь течет у тебя в венах, а про то, за кого ты готов пролить свою.

София сунула руки в карманы и шагнула в ночь.

Я вернулся к дивану и в легком ступоре посмотрел на деньги, пытаясь проанализировать только что разыгравшуюся сцену.