Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе

Едва пережив это потрясение, я встретила огромную розовую мышь. «Все здесь зовут меня Минни Маус» – пропищала она противоестественно тонким голоском, которым обычно озвучивают мышей в мультиках. У нее были длинные розовые волосы, розовые очки на носу, а одета она была в розовый комбинезон. Минни Маус сидела у зеркальной тумбы на розовой подушке в форме свиньи с плюшевым рогом во лбу и делала селфи с отражениями на розовый телефон. А когда встала, то оказалась на две головы выше меня.

Минни Маус была старожилом резиденции, ей поручили меня встретить, провести по этажу художников и показать, как тут все устроено. Сама она занималась «розовым висцеральным искусством». Я не стала уточнять, что это – все еще привыкала к ее голосу и пялилась ей в рот, из которого чудом лилась эта нечеловеческая речь. Рот, кстати, у нее был сложный: он будто разворачивался из ямочек в уголках губ, как упругий бутон, и оставался приоткрытым, даже когда она молчала. Все в ней производило дремотное, расслабленное впечатление – глаза, полуприкрытые большими веками, апатичное выражение лица и ленивый, как на картинах прерафаэлитов, поворот шеи… Было непонятно, как в этом сонном царстве поселился голос, из которого можно делать будильники.

– В том конце – стиралки, за библиотекой! – оглашала Минни Маус инопланетными звуками безлюдный этаж художников, который выглядел так, будто по нему проползла громадная змея, и по ее следу проложили коридор.

На стенах висели образцы современного искусства, дарованные резиденции предыдущими гостями. В фильмах такие картины обычно показывают в статусных офисах – типа «искусство вообще», висит и никого не трогает, символизирует культуру и престиж.

– Здесь – комната для встреч и обсуждений. Тут лестница на крышу! На крыше бар! А это общая кухня! – голос Минни Маус звенел в змеином коридоре так, что я покрылась мурашками, будто от ударов камертона.

– Вот кофеварка! Воду набирать здесь. Печка работает, можно готовить! У каждого – свой маленький холодильник. Вот твой, видишь? С номером твоей студии? Большой холодильник – общий! Туда складывают все, что не съели, или чем хотят угостить остальных. Можешь взять, ты же завтрак пропустила!

Из холодильника на меня укоризненно уставились шесть куриных голов на круглой деревянной доске. Рядом лежал сельдерей и корзинка с неизвестными мне волосатыми фруктами. У Минни Маус зазвонил телефон. Пока мы ходили по змеиному коридору, она дважды сбрасывала звонки, и к моменту кухни я была уверена, что она не отвечает, чтобы не выдать своего настоящего голоса, а меня зачем-то разыгрывает игрушечным.

– Ответь, – сказала я, закрывая холодильник с куриными головами.

– Да? Извини, это не очень вежливо по отношению к тебе. Но это мой куратор, по поводу сегодняшнего мероприятия!

Минни Маус достала из недр свиноединорога, оказавшегося сумочкой, розовое приглашение, сунула мне и запищала в телефон на китайском. Она была похожа на экзотический музыкальный инструмент – эолову арфу или сталактитовый орган – только в виде большой, сонной и розовой женщины.

* * *

Я отошла к окнам, чтобы прекратить пялиться на Минни Маус. Оттуда открывался роскошный вид на набережную с небоскребами. Пестрая расцветка, бегущие неоновые иероглифы и телевышка, похожая на конфету на палочке, придавали этому китайскому Готэм-сити праздничный вид луна-парка.

Возле окна стоял стол с высокими стопками одноразовой пластиковой посуды. Рядом, на круглом картонном подносе, валялись резиновые змеи. Одной из них кто-то запихал в рот шарик для пинг-понга, и у змеи был обескураженный вид существа, которое умерло не столько от страдания, сколько от удивления.

Я попыталась отцепить стаканчик из стопки, чтобы набрать воды. Он не отклеивался.

– Не трогай! – пискнула Минни Маус, прикрыв телефон ладонью.

Я вздрогнула от неожиданности. Вышка из стаканчиков рухнула, завалив по дороге еще пару таких же стопок, неустойчиво балансировавших на каких-то коробках и тарелках. Самая высокая стаканчиковая башня упала на несчастную змею. Она подпрыгнула и упала на пол, выронив мячик.

Минни Маус схватилась за голову и ткнула пальцем в доску, которая висела над столом. Там были какие-то эскизы с пояснениями. Я вчиталась. Над большим эскизом было написано «Инсталляция Пудун в стиле трэш-арт». Вокруг были расклеены записки про высотки из заоконного пейзажа. Рядом с карточкой «конфетной» телевышки было написано:

«Если архитектура – музыка, застывшая в камне, то телебашня Восточная Жемчужина – это застывшие переливы лютни. Она спроектирована по стихотворению Бай Цзюйи, где звуки лютни описаны так:

Большие и малые жемчужины падают на яшмовое блюдо.

Шары, которыми унизана башня, символизируют жемчуг, а парк вокруг – зеленую яшму. Два моста через реку Хуанпу по бокам от башни представляют собой драконов, играющих с жемчужиной – древний императорский мотив в китайском искусстве».