Каждый выбирает

— Никаких объяснений, как всегда, не последовало. Досужие умы придумали по этому поводу следующее. Известно, что появившиеся сразу после зарождения Вселенной звезды, содержащие только водород и гелий, давно завершили свое существование, превратившись в сверхновые. При их взрывах были синтезированы и выброшены в пространство более тяжелые химические элементы, из которых образовались звезды следующих поколений, и после этого, спустя миллиардолетия — возникли мы, белковые существа. Согласно выдвинутой гипотезе, разумные, появившиеся в звездных системах первого-второго поколений, не погибли вместе со своими солнцами, а обнаруженные нами фракталы и есть носители того, намного обогнавшего нас Разума. Задолго до образования первой белковой молекулы они прошли свой путь познания окружающего мира. Поняли, что Вселенную ожидает тепловая смерть, и приготовились к вечной жизни. Для этого они изменили самих себя — превратились в те самые фракталы и спокойно живут, размышляя над известными только им проблемами. Подобное существование кажется нам ущербным. Но погаснут все видимые и невидимые звезды, вещество равномерно рассеется по пространству, и единственное, что будет нарушать воцарившийся замогильный покой, — неторопливые мысли, материализованные в слабых электромагнитных волнах, пробегающих по фракталам. Только таким представляется вечное существование…

Олмир встрепенулся, вспомнив задушевные беседы с магом Месенном и собственные задумки о будущем. Хотел было возразить, рассказать о возможностях виерных сил, о другом видении бесконечной жизни, но вовремя одумался: ни к чему наставнику знать о его потаенных мечтах. После давнишних насмешек Кокроши по поводу их с Ваном строительства вертолета Олмир стал сдержанным в общении со всеми взрослыми и не раскрывал им без особой нужды свои помыслы.

Что посеешь, то и пожнешь. Человек вырастает таким, каким его воспитали, и наставник мог винить только самого себя в том, что Олмир много чего ему не рассказывал. Вероятно, он ничего не знал и о завязавшейся дружбе между молодым королем и магом Месенном.

— Выдвинутая гипотеза содержала предостережение о том, что Разум, приготовившийся к вечности, приобрел противоположную нам систему ценностей. Мы радуемся свету и теплу, он — темноте и холоду. Мы изучаем мир, он — ждет, когда окружающее умрет. Между нами не может быть никакого сотрудничества, более того, по своей природе он враждебен нам. Каждого человека, прикоснувшегося к нему, он особым образом программирует, превращает в марионетку, готовую выполнить любую команду хозяина. Впрочем, это предположение изначально выглядело писанным вилами по воде, и убедительно доказать его не удалось. Самым весомым аргументом, на мой взгляд, и было упоминание того, что меритцы с большой опаской стали относиться ко всем исследователям Сумеречных Созвездий. К счастью, Лоркас там не был.

— А кто еще из наших, из ремитцев, побывал там?

— Видимо, только граф Леверье.

— Это имя сегодня тоже звучит чересчур часто. Ладно, его-то я слышал раньше. Вероятно, и самого графа видел. Скажите, лично вы чувствуете в себе что-нибудь чуждое?

— Конечно же нет.

— А интересовались самочувствием Германа Леверье?

— Мы обменивались результатами самонаблюдений. Он также считает себя психически абсолютно здоровым. Он вообще легендарная личность. Первым из ремитских дворян отправился защищать интересы королевства в центральных органах Содружества, и трудно переоценить его вклад в обеспечение нашего спокойствия. Его имя никогда не гремело в Содружестве, но будучи секретарем крупнейшей Школы Гуро, он обладал огромным влиянием. Кроме того, он входил в руководство Комитета Защиты Человечества.

Бр-р, поежился Олмир. Он слышал много нелицеприятного об особой службе Содружества — Комитете Защиты Человечества, сокращенно КЗЧ. По существу это была контрразведка, основная задача которой — выявлять и пресекать любые попытки враждебной объединенному человечеству деятельности. Методы работы — сугубо тайные, основная масса сотрудников глубоко законспирирована. За агентами КЗЧ закрепилось прозвище «козач», и довольно часто это слово использовалось как ругательство. Тень секретности всегда порождает недоверие.

— Понимаю теперь, почему граф Леверье не занимает у нас никакого ответственного поста, — сказал Олмир. — Ремитцы с пеленок опасаются тех, кто имел хоть какое-нибудь отношение к КЗЧ.

— К сожалению, ты не совсем прав: у нас принято опасаться всех, кто когда-нибудь надолго покидал Ремиту. Надо сказать, это не лишено оснований — моя служба выявляет козачей в основном среди таких людей.

— И много тайных агентов вы нашли?

— Приличное количество.

— Кого, например, из моих знакомых?

— Много. Например, как это ни странно, миссис Макгорн.

— Никогда бы не подумал!

— Век живи — век учись. Она так называемый «персональный» агент. У нее одно задание — ухаживать за профессором Макгорном.

— Зачем?