Каждый выбирает

Очнулся Ван на берегу от нового удара по голове. Набежавшая волна приткнула его к какому-то бревну. Он привстал на четвереньки, принялся отплевываться.

То ли от удара, то ли из-за сгустившейся темноты, но зрение покинуло его. Поэтому не выпрямляясь в полный рост, он пополз в сторону от бушующего моря. Откашлял горькую воду, и стало немного легче. Потом в голове вспыхнула невыносимая боль, все вокруг закружилось, его вырвало.

Чьи-то руки подхватили его, понесли. Уложили на мягкое, заботливо касались головы. Он все вырывался, говорил про потерявшегося Олмира, просил поискать его в море. Безуспешная борьба его продолжалась до тех пор, пока кто-то авторитетно не крикнул ему прямо в ухо, что с Олмиром все в порядке. После этого Ван успокоился, позволил сделать себе укол и забылся.

Проснулся он, видимо, в середине следующего дня. Вначале неловко дернулся, и сразу зашумело в голове. Справившись с неприятными ощущениями, стал осторожно изучать обстановку.

Он обнаружил, что лежит совершенно голым под легкой простыней на надувном матраце, брошенным прямо на пол, в маленькой комнате. Голова плотно перевязана. Немного саднит плечо и левая рука. В остальном, вроде бы, порядок. Ветер не чувствуется, в окна льется яркий солнечный свет — следовательно, непогода закончилась. Где, интересно, он находится, что за помещение.

Никакой мебели кроме кресла-качалки, рядом с которым стоит полупустая бутылка из-под вина. В углу в беспорядке свалены какие-то грязные вещи. Пол из легкого пластика, тонкие стены — тоже. Видимо, он лежит в сборном домике, из тех, что обычно устанавливают на берегу для купальщиков. Дверь в соседнее помещение открыта настежь. Ага, там душевая. А рядом, очевидно, туалет.

Кто-то вошел. Почему-то не желая показать, что пришел в себя, Ван закрыл глаза. Вошедший подошел совсем близко и затих. Вероятно, разглядывал его. Ван изо всех сил старался показать, что спит. Видимо, это ему удалось, так как вошедший принялся беззаботно что-то напевать себе под нос и прошел в душевую.

Осторожно, чтобы не выдать свою хитрость, Ван чуть-чуть приоткрыл глаза. О, господи! Он снова плотно зажмурился.

Вошедшей оказалась молодая женщина. А сейчас она снимала с себя купальник!

Зашумела льющаяся вода, и Ван помимо своей воли снова приоткрыл глаза. Женщина, высоко подняв голову, стояла под струей воды спиной к нему. Подняла руки, стала поворачиваться… Как она прекрасна! Неописуемая красота! Ван почти сдвинул веки, оставив маленькие щелочки для наблюдения.

Ремитское общество не было ни пуританским, ни лицемерно морализаторским. Не впервые разглядывал он женское тело. Давным-давно, еще в школе-интернате, Аполлон, постигая технику живописи, изучал толстые альбомы с красочными рисунками обнаженной натуры и показывал ему. Да и потом возможностей для естественного любопытства было предостаточно. Но, оказывается, ни один рисунок, чересчур откровенный фильм, любая другая, даже совсем неприличная подборка или скабрезная история не могут вызвать такую бурю чувств, как вид находящейся рядом обнаженной женщины. Она небесно красива! Вана бросило в трепет.

Незнакомка набрала в ладонь жидкого мыла из флакона, нанесла его на шею, потерла в подмышках, а потом, чуть согнувшись, стала намыливать там. Вану сделалось нестерпимо стыдно, он закрыл глаза. Унестись бы куда-нибудь далеко-далеко отсюда! Быстрее бы она оставила его в одиночестве! Боже, как стыдно!

Но никуда от себя не деться — память цепко держала увиденное. Ван, вздрагивая всем телом в такт рвущегося из груди сердца, пытался сжаться в матрац, не выдать себя неосторожным движением. С ужасом почувствовал, что легкая простыня слишком ненадежное прикрытие, и чтобы замаскировать произошедшие, независимые от воли изменения его тела, ему придется согнуть ноги в коленях. Обратит ли она внимание на это?

Шум воды прекратился, раздалось негромкое шипение. А, это включено воздушное полотенце. Женщина вот-вот снова войдет в комнату.

Когда над ним послышались легкие шаги, Ван, плотно сжав веки, изо всех сил старался не допустить дрожания ресниц. И все же был пойман на плутовстве.

— О, мальчик, да ты, оказывается, не спишь? Ну-ну, не прикидывайся. Я же вижу, что ты проснулся. Как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь?

С трудом разлепив спекшиеся губы, Ван выдавил из себя:

— Все хорошо. Спасибо за беспокойство.

И только после этого открыл глаза. Женщина стояла прямо над ним, по-прежнему почти полностью обнаженная. Только одно узкое полотенце обхватывало ее бедра, а другое, чуть побольше, — волосы на голове. Никакой стеснительности. Неужели для нее ходить голышом — обычное дело?

— Чудик, о каком беспокойстве ты говоришь? Откуда ты вылупился?

— Извините, если что не так. Я совершенно здоров.

— Ха, посмотрись в зеркало, прежде чем болтать глупости. Но все же ты молодец, что не плачешься, не стонешь. Я боялась, что придется не один день за тобой ухаживать.