- Ну да, вашу Алену. Она уже просидела с вами три капельницы, две вчера и одну сегодня утром. Сначала она очень сильно плакала, я даже пускать ее не хотел, но потом ничего, успокоилась.
- Как…, как это - плакала?
Мои вопросы становились все глупее, я решила, что речь идет о какой-то другой Алене, потому что представить Алену Сальникову рыдающей над моим бессознательным телом не могла ни при каком напряжении фантазии.
- Ну как люди плачут? - Бычков пожал плечами. - Слезами плакала. Мол, Никочка, родненькая, не умирай.
Так это была не галлюцинация… Ничего не понимаю. Мир, что ли, перевернулся?
- Я, собственно, решил, что лучше пусть девушка с вами побудет, поделает что-то полезное для вас, это ее займет как-то, отвлечет.
- От чего отвлечет?
- Ах да, - он немного смутился, - вы же не знаете.
Ее молодой человек погиб, когда вас освобождали.
- Кто погиб? Игорь?
- Кажется, его так зовут. Ника, я понимаю, у вас много вопросов, вам хочется обо всем узнать, но вам сейчас лучше всего уснуть, поверьте мне, вы же врач, должны понимать.
Я понимала. Как врач я все понимала. Но как женщина - изнемогала от желания все узнать. Врач и женщина боролись во мне не на жизнь, а на смерть. Тут же из дальних закутков памяти вылез Лев Кассиль со своим классическим вопросом: если слон на кита влезет, кто кого сборет? Не знаю, кто победил в кассилевском поединке, но в моем победил врач. Я добросовестно уснула, не успев даже увидеть Алену. Сон обрушился на меня в тот момент, когда медсестра Валечка отрегулировала капельницу и пошла звать девушку.
Не знаю, сколько времени прошло, пока я окончательно не проспалась после наркоза, но, когда я вполне бодро открыла глаза в очередной раз, капельницы не было, аккуратненький катетер одиноко торчал из моей руки чуть повыше запястья, а на кожаном кресле рядом с кроватью сидела Анна.
- Вы проснулись, Вероника? - радостно спросила она и заплакала. - Ну, как вы?
- Нормально, - ответила я, с удовлетворением ощущая, что артикуляционный аппарат слушается меня гораздо лучше, чем прежде, когда я разговаривала с сыном Никотина. Просто-таки совсем хорошо слушается. - Рассказывайте.
- Что рассказывать?
- Да все. Как я здесь оказалась. Как вы здесь оказались. Вообще все, что знаете.
Свой потенциал слушателя я переоценила, потому что на протяжении всего рассказа периодически проваливалась в сон. Наверное, Анна не сразу это замечала, и часть ее повествования ушла не в мои уши, а в пустоту, поэтому всей полноты картины я в итоге не получила, но все равно, даже того, что я сумела воспринять, оказалось достаточно, чтобы потом долго думать и удивляться.
Оказалось, я сильно и самонадеянно заблуждалась, когда полагала, что хорошо изучила семейство Сальниковых. Мало того, что они, оказывается, искали меня всю ночь, мало того, что они сообразили, как нежелательно мне иметь дело с официальной милицией, так они еще и подняли на ноги всех, кого могли. Они привлекли к моим поискам Анну и всю ее семью, даже привезли больного Вадика, который вскрывал в Интернете мой почтовый ящик и искал в моей переписке зацепки, позволяющие понять, что произошло. Они нашли Никотина. Старый Хозяин тщательно, со знанием дела обыскал мою комнату и нашел документы - договор и приходный кассовый ордер - частного детектива Севы Огородникова. Связался с ним и попросил помочь. Какое счастье, что я не стала забирать у Севочки присланные шантажистом фотографии, а то и их Николай Григорьевич нашел бы…
Несмотря на слабость, меня от ужаса в жар бросило.
Севочка и его помощник Алеша тут же примчались.
Николай Григорьевич не подвел меня, держался молодцом, тяжелого приступа не выдал, ограничился всего-навсего кислородом из одной подушки, после чего вспомнил о своем славном профессиональном прошлом и активно включился в работу. Это еще раз подтвердило мысль о том, что людям нельзя уходить на пенсию до тех пор, пока они еще могут работать. Уходить надо тогда, когда физически больше не можешь, а пока можешь, пока есть силы встать и идти и есть интерес делать дело - иди и работай, и никто не должен иметь права тебе запрещать или мешать. Чем дольше Главный Объект сидел в своей скорлупе, тем больше обострялись болячки, а как до реального, настоящего дела дошло, так и болеть забыл. Но самым удивительным для меня было сообщение о том, что Алена привела в "лагерь поисковиков" своего поклонника Игоря. И ведь не побоялась! Вспоминая себя в ее возрасте, могу ответственно заявить, что если бы у меня в семнадцать лет был роман с мужчиной хорошо за тридцать, то я бы костьми легла, но не допустила, чтобы мои родители об этом узнали. Потому что они просто убили бы меня за это. То ли наша Алена такая смелая, то ли Гомер и Мадам у нас такие продвинутые…
Нет, все-таки мое предназначение - быть женщиной, а не детективом. Потому что в этом месте рассказа мне гораздо интересней стало "про любовь", чем "про страшное".
- И как родители Алены к этому отнеслись? - спросила я Анну.