Каждый за себя

- У Алены завтра степ, она придет из школы и уйдет на занятия, - напомнила я.

- Ну тогда я не знаю, - Наталья снова сладко зевнула. - А вам что, так обязательно завтра ехать к врачу? Вы же уже хорошо себя чувствуете.

- Лечение должно быть закончено, Наталья Сергеевна, иначе все без толку. Но если не получается…

Никотин, вероятно, догадавшийся о сути переговоров, постучал пальцем по столу, привлекая мое внимание, и шепотом произнес: "Сегодня".

- Если вы не можете отпустить меня завтра, то можно я еще раз съезжу в поликлинику сегодня? Я сейчас вернусь, а через час снова уеду. Так можно?

- Сегодня - пожалуйста. - Она сама доброта, черт бы ее взял, а я не ценю. - Только я не понимаю, зачем вам приезжать домой, чтобы через час снова уезжать?

- Мой доктор освободится только в пять часов, - бодро врала я, удивляясь самой себе и своей находчивости. - Раньше пяти он мной заниматься не будет.

- Ну так погуляйте, в кино сходите, по магазинам.

Чего вам мотаться туда-сюда?

По магазинам. Отлично. И в кино - тоже неплохо.

Наталья, похоже, думает, что я живу на всю зарплату, которую она мне платит. Неужели по моему внешнему виду не заметно, что я живу максимум на десять процентов этой зарплаты, да и то считаю себя мотовкой и радуюсь, когда расходы не превышают семи-восьми процентов?

Но в общем-то она, конечно же, права, возвращаться домой у меня причин нет. А надо. Надо взять деньги, чтобы расплатиться с Севой Огородниковым. Если не сегодня и не завтра, то когда? Впереди выходные, Севина контора не работает, а в понедельник еще неизвестно, - как все сложится и будет ли дома сама Наталья.

- Спасибо, Наталья Сергеевна, но я все-таки заскочу домой, я хотела заехать на базар, взять баклажанов и зелени, а после поликлиники будет уже поздно, базар закроется…

Молодец, Кадырова, знаешь, чем напугать хозяйку.

Спихнув ведение дома на меня, Наталья радостно самоустранилась от всего, что связано с готовкой и уборкой, ни во что не вникает и оценивает только результат. Она не хочет слышать ни про какие базары (прошу прощения, рынки), которые открываются и закрываются, ни про какие овощи-фрукты, которые можно купить только там, ни про какие магазины, где мясо всегда перемороженное или, наоборот, парное. И она никогда не возьмет на себя смелость заявить: "Да что вы, Ника, не нужно сегодня это покупать". Потому что уже больше года она и знать не знает, что есть у нее в холодильнике, а чего нет, и не морочит себе голову вопросами о том, что приготовить завтра на обед или сегодня на ужин, какие продукты для этого есть, а какие нужно еще пойти купить. Ее дело - заказать и быть твердо уверенной в том, что заказ будет исполнен.

- Ну, тогда конечно, - расплывчато согласилась она с моими доводами и, кажется, снова задремала.

Я представила себе, как она лежит в гостиной на мягком диване, вся такая тонкая и воздушная, в нежно-зеленом пеньюаре, укрытая пушистым пледом леопардовой расцветки "на три тона темнее ковра", лежит и подремывает, сладко мечтая о встрече с любовником (ведь наверняка же завтра она именно с ним и будет встречаться, делая вид, что у нее неотложные профессиональные дела), и не подозревает, что в это самое время несколько человек из кожи вон лезут, чтобы отвести от нее угрозу и не допустить разрушения ее семейного благополучия.

А один из этих нескольких (сиречь домработница Ника Кадырова) платит за ее защиту собственные деньги. Храни тебя господь, Наталья Сергеевна Сальникова, живи долго и счастливо, не зная забот и тревог, только, пожалуйста, веди себя прилично и больше не давай повода…

С Никотином мы расстались у метро, договорившись встретиться в половине пятого на "Новокузнецкой".

Я помчалась на базар (извините, на рынок), накупила овощей, зелени и мяса, притаранила все это домой и застала умильную идиллическую картинку. Оставленная мною в стерильной чистоте кухня вызывала ассоциации с холостяцкой пирушкой, после которой забыли навести порядок. Как можно ухитриться развести столько грязи и беспорядка, накормив уже готовыми обедами всего трех человек - Алену, Старого Хозяина и саму Мадам? Ведь и стряпать ничего не нужно, только разогреть.

В центре стола, уставленного грязными тарелками (похоже, о том, что существует раковина, куда можно сложить посуду, в этом доме никто не догадывается), возвышается широкая стеклянная ваза с конфетами. Рядом, тоже в центре, располагался Патрик, который зубами доставал шоколадные конфетки и лапочкой, аккуратненько, не сдвинув ни одного предмета и не издавая ни единого звука, подгонял ее к краю стола и сбрасывал на пол. А на полу, ровно в том месте, куда падали конфеты, устроился Аргон. Конфеты он съедал, а бумажки выплевывал. И что самое удивительное, тут же находилась и Каська, взирающая на это безобразие с полным кошачьим равнодушием. Конфеты она не любила. И если бы в деле участвовал только один Патрик, она бы, вероятнее всего, наябедничала на него Наталье, но, поскольку подельником был еще и Аргон, она молчала. Доносить на Аргона ей было не с руки, потому как на нем еще кататься и кататься…