А когда лето, наконец-то, наступило, его отправили в командировку в Мурманск. Все три, практически ледяных, не свойственных даже Мурманску, летних месяца он промерзал там до костей и звонил раз или два в неделю, чтобы пожаловаться на местную погоду и количество задач, и уверял, что если вырвется на остаток лета, то непременно согласится с моим вариантом, чтобы погреться перед осенью хоть немного.
А я…
Я неожиданно и резко похудела этим летом и сбила цикл. Думала, от стресса на работе или в волнении перед свадьбой, дату которой мы даже не назначили. Или от того, что закончилась всякая интимная жизнь на три месяца, потому что мой будущий муж не умел подогревать отношения на расстоянии, и всячески отнекивался от моих голых селфи в переписке или от предложений секса по телефону.
Когда весь гардероб уже перестал на мне держаться, решила, не оставлять это без внимания и стала ходить по врачам.
А месяц назад, я узнала, что… умру.
И не так, как мне это представлялось до этого лета: в постели, в окружении взрослых своих детей и множества внуков, а совсем скоро, буквально, через полгода или год. Потому что у меня, прямо внутри мягких моих тканей, сразу несколько опухолей.
Ещё два врача подтвердили диагноз, и все, как один, с грустными лицами говорили о статистике с практически нулевым исходом в моем положении.
Я встала перед выбором: прожить, отведенный мне остаток, в болезненном лечении, потратив свою подушку безопасности на статистику с вероятностью в ноль перед запятой или прожить время, которое у меня осталось так, как я захочу, пока позволяют остатки здоровья.
Так что сомнений у меня даже не возникло.
Осталось только выяснить, что же я хочу?!
– А тебе вино можно? – вдруг задумался вслух мой мужчина, передавая бокал.
– Я же не беременная, Сень. – хихикнула я. Но тут же стёрла с лица улыбку, смотря на его хмурое выражение лица.
– Мира, это не смешно. – он похмурел ещё сильнее.
– Ну и? Плакать теперь что ли? Что это поменяет?
– Твоё отношение к этому! Если подойти со всей серьёзностью…
– То что, Сень?
– То можно выстроить план лечения… – снова заикнулся он.
– И повиснуть на лишние пару месяцев на твоей шее и на шеях родителей? – начала пояснять я по кругу.
– Меня это не пугает. – парень расширился в груди, как супермен в комиксе.
– А меня не пугает уйти на пару месяцев раньше. Всё равно этого не избежать. – пожала плечами я.
У Сени по каменному лицу потекли слёзы, и грудь моментально сдулась. Но лицо всё ещё было злое, как у ребенка, который разбивается о категоричное родительское “нет” после продолжительной истерики.
– Прости меня. – не выдержала я. – Я не хочу тебя расстраивать, но и решение это менять тоже не хочу.
– Но почему? – капризно всхлипнул он.
– Если бы врачи давали шансы выше, точно ещё поборолась бы. – я тяжело вздохнула, потому что говорила это два часа назад и не один раз. – Но в моей ситуации не стоит выбор жить или умереть. А надо выбрать между жить так, как захочешь ты или как решу я.
– Вот так, по-твоему, всё просто?
– Да! Поэтому, и выбор я сделала просто. – я протянула к нему бокал, чтобы чокнуться, потому что мои слова показались мне практически тостом, но он отвернулся и выпил свою порцию вина залпом, резко выдохнув перед этим, будто пьет водку.
Мы легли спать пораньше. Остатки закатных осенних лучей пробивались из окон сквозь глухие шторы, подсвечивая парящие микроскопические пылинки столичной экологии.
Когда они оседали, я поднимала ногу под одеялом и резко опускала, чтобы снова между балконной дверью и кроватью образовалась целая вселенная из парящих частиц.
Уже месяц я рассматриваю их, представляя, как ничтожна одна человеческая жизнь на фоне глобальной вселенной с миллиардами таких вот пылинок, как галактик в бесконечном звёздном небе и что, собственно, ничего не поменяется с моим уходом из этого мира.
Сеня тоже не спал. Слышала, как он тяжело вздыхает и ворочается за моей спиной. Поправляет или откидывает лёгкое одеяло и снова им укрывается.
Я повернулась к нему и, скинув его руку на подушку, уютно устроилась на груди, укрывая своё тонкое теперь тельце его большой ладонью в районе плечей.
Парень поцеловал меня в макушку и ещё раз тяжело вздохнул.
– Это нечестно! – прошептал он.
– Я знаю… – ответила я.
Тепло его груди, аромат мыла от кожи и стук сердца успокоили мои тревоги и веки стали тяжелеть, забирая сознание в мир снов.
Проснулась от шорохов, несвойственных нашей квартире по утрам.
Мы с Сеней сильно радовались, когда съехались, что оба не переносим лишние звуки или шуршания в утренние часы и даже, практически, не разговариваем, пока не позавтракаем. Ходим на цыпочках и говорим шёпотом, до тех пор, пока не проснёмся окончательно.
Сейчас в комнате шуршали молнии, звонко брякали вешалки о металлическую штангу шкафа, периодически прерываясь на всхлипывания и тяжёлые вздохи.
Меня это даже не столько разозлило, сколько удивило, но за ночь предательски склеились глаза и я никак не могла окончательно проснуться и открыть их.